Я нажал кнопку прекращения операции.

Раздался писк, замигала лампочка: теперь уже автомат просил меня забрать кредитную карточку. Я вытащил ее.

Но деньги продолжали падать. Внутри железного ящика словно строчил вечный машиненгевер, выплевывая из пулеметного ствола пулю за пулей – купюры достоинством тысяча рублей каждая.

Деньги падали. Они опадали как листья в осеннем лесу, как плоды с дерева при порывистом ветре.

На полу возле автомата образовалась уже внушительная кучка банкнот.

– Манна земная… – услышал я голос Лизы. – Интересно, что за банк мы сейчас обчищаем?

– Может, и не обчищаем. Может, это он нам платит.

– Интересно, сколько должен нам мир?

Деньги продолжали падать.

Я нагнулся и стал собирать купюры с пола, ворохами запихивая их в карманы одежды и в рюкзак.

– Ты думаешь, надо? – услышал я вопрос Лизы.

Не прекращая работу, я молча кивнул.

Через какое-то время Лиза нагнулась и стала помогать мне.

Мы вернулись в квартиру Тищика. Гена лежал тихо и сначала мне показалось, что он умер. Но наклонившись над ним, я вроде бы расслышал едва слышное дыхание. Водку я положил в холодильник, ключи оставил на стуле возле дивана. Уходя, мы закрыли входную дверь, и замок защелкнулся сам.

На улице уже порядком стемнело. Проходя мимо все того же, ярко освещенного изнутри супермаркета, мы увидели сквозь стеклянные двери, что банковский автомат продолжает рожать деньги. В сугробе тысячерублевок, в который врос автомат, рылись двое мальчишек и один взрослый мужчина.

Уже пройдя с полчаса по улице, я вдруг вспомнил, что когда мы пришли второй раз к Тищику, в его квартире был выключен свет. Может, просто перегорели пробки? Или… Лиза тоже ничего не заметила. Что-то с нами происходило – с мной и Лизой. Мы стали как будто стареть. Или…

Почему мы не попытались включить ему свет, как он просил?!

С утра Лизе нездоровилось, она лежала, закутанная в два одеяла, молчала и смотрела мимо меня в окно. А я начал обзванивать авиакомпании. Мне сообщали, что регулярные рейсы как внутри страны, так и во все направления мира отменены еще неделю назад, но курсируют специальные чартеры по специальной цене. Билеты в одну сторону в Иркутск на сегодняшний вечер имелись, но стоили они как двухнедельный тур в Австралию в прежние времена. Я попроси менеджера авиакомпании забронировать два билета. Мне ответили, что выкупать билеты нужно сейчас, и как можно быстрее.

Выйдя из дома, я долго голосовал, пытаясь остановить машину. Наконец возле меня остановилась «Волга», и сидящий за рулем хмурый старик согласился подвезти до аэровокзала. Мы поехали. Я пытался заговорить со стариком на предмет того, где он разживается бензином, но он ничего мне не отвечал. Мы проехали мимо церкви, в дверях которой толпился народ. «Надо же», – подумал я и вспомнил отца Петра.

Наконец мы приехали. Денег старик не взял. Когда я пытался почти насильно ему всунуть несколько тысячных, он молча отпихнул мою руку.

Когда я входил в здание, где располагалась нужная мне авиакомпания, то заметил, что, кроме множества табличек над дверью с логотипами фирм, на стене висит большой плакат с надписью: «Продаем добро. Добро пожаловать!».

Получив билет, я спросил у менеджера авиакомпании:

– Скажите, а кто это продает здесь добро?

– Какое добро? – удивился менеджер.

– На входе висит плакат: «Продаем добро».

– А… вы об этом, – скривился парень, – компания есть одна в нашем здании, продает удобрения для сельского хозяйства. «Семирамида» называется.

– Удобрения?

– Типа того.

Я полез в задний карман джинсов, вытащил мятую визитку. Прочитал: «Анзорин Глеб Васильевич. Вице-президент ОАО „Семирамида“. Сельскохозяйственные удобрения»…

– А на каком они этаже, не знаете?

– На втором, кажется. Там указатели висят. Да их может и не быть на месте. Это мы еще работаем, потому что нам зарплату в четыре раза подняли… А остальные…

Следуя указателю с надписью «Семирамида», я поднялся по лестнице на второй этаж, пошел по коридору.

Постучал в дверь с табличкой, вошел.

Девушка с худым бледным лицом сидела за столом за монитором и смотрела на меня. У нее были влажные, бледные глаза. Рядом на столе стоял наполовину полный стакан с жидкостью, напоминающей виски.

– Шеф у себя? – спросил я, подходя.

– Да, – испуганно кивнула влажными глазами секретарша, – он вас ждет.

– Меня? – я остановился.

– Ва-ас, – пролепетала девушка. Казалось, она сейчас заплачет.

Я постоял секунду, потом подошел к двери, распахнул ее и вошел.

Вжав голову в плечи, Анзорин сидел с ногами на столе и смотрел в экран ноутбука. Рядом на полу, да и вокруг, везде – были разбросаны листы покрытых текстом бумаг, некоторые из которых были смяты и разорваны. В углу стоял сейф с распахнутой дверцей, в котором – мне сразу бросилось это в глаза – лежал пистолет.

«Как по заказу…» – мелькнула тревожащая мысль.

– А… это вы… – проговорил Анзорин, казалось, за секунду того, как поднял голову и посмотрел на меня. И сказал как-то неестественно вежливо: – Проходите, садитесь вот сюда… – и тут же вдруг резко стукнул ладонью по столу рядом с собой, так, что я вздрогнул. – Садитесь, – вновь ненормально вежливо продолжил он, – я тут, видите ли, любопытный график вычертил…

Я подошел.

– Какой график?

– Гениальный, – Анзорин указал в экран компьютера. – Понимаете, я никак не возьму в голову, почему же раньше никто до нас не додумался? Ведь это же очевидно!

– Что очевидно?

Он не ответил, вновь погрузившись в созерцание чего-то на экране ноутбука, и улыбнулся.

Я медленно подошел к сейфу, медленно взял лежащий там пистолет – его рукоятка плотно легла мне в ладонь. Поднял рычажок предохранителя, вернулся к столу и упер ствол Анзорину в висок.

– А? – обернулся Анзорин.

– Очевидно? – превозмогая себя, зло заговорил я. – Вот что очевидно… Ты помнишь меня, Анзорин? Помнишь, как ты человека убил, и тебе за это ничего не было?

– Помню я, помню… – как-то странно радостно и мелко закивал он. В нем не было страха, только чрезмерная и какая-то ненормально восторженная возбужденность.

– Ты помнишь, я говорил, что убью тебя? – говорил я, сильно давя стволом его голову.

– Помню, конечно помню… – качался он как ванька-встанька.

– Но ты… не верил, что я тебя убью, помнишь?

– Не верил… Почему же не верил?

– Сейчас самое время пристрелить тебя, сволочь… – почти рычал я, – потому что мне, гад… ничего за это не будет. Понимаешь?