Каландрилл кивнул, позевывая, и полукровка рассмеялся, как пролаял.

— Лучше, чем остров в болото, — весело сказал он. — Здесь безопасно.

— Намного лучше, — согласился Каландрилл, с трудом борясь со сном. — Мы благодарим тебя, Иссым.

Полукровка кивнул и вышел, опустив за собой полог из шкуры дракона. Каландрилл еще раз во весь рот зевнул и нашел себе свободную подушку и шкуру — все остальные уже улеглись. Брахт вытащил из кучи оружия свой меч.

— Ты думаешь, он тебе пригодится? — Подушки были восхитительно мягкими, и Каландриллу совсем не хотелось вновь подниматься. — Они явно не желают нам зла.

Брахт лишь пожал плечами и бросил Каландриллу его клинок.

— Я буду лучше спать, если со мной в кровати будет это, если уж ни на что другое рассчитывать не приходится.

Говоря это, он с улыбкой посмотрел на Катю, и она покраснела. Теперь, когда девушка смыла с себя пыль и грязь дороги, она выглядела чрезвычайно соблазнительно.

— Ты же дал слово… — пробормотала она. — Может, и мне подашь саблю?

Керниец кивнул, все еще улыбаясь, и передал ей саблю.

— Я сдержу свое слово. До тех пор, пока мы не доберемся до Вану.

Она приняла саблю и поставила ее рядом с собой на плитку.

— До Вану, Брахт.

Он вздохнул, покачал головой и бросился на шкуры и подушки, обнимая меч.

— Эх, Каландрилл, — прошептал он намеренно громко, — знаешь ли ты, что женщина может быть тверже стали?

Катя тихо рассмеялась, и Каландрилл улыбнулся в темноту, пытаясь придумать остроумный ответ. Но ничего не придумал, ибо почти мгновенно уснул, погрузившись в мягкую темноту, лишенную сновидений.

Когда он проснулся, то не сразу сообразил, где находится, обескураженный отсутствием вони, и сухостью, и мягкими подушками. Насекомые не жужжали, драконы не рычали. Он с тревогой сел, разглядывая разноцветную под проникающим сквозь живой потолок солнцем комнату. Брахт уже проснулся и любовно точил свой меч. Катя то же зашевелилась и зевнула. Снаружи долетал шум, детский смех и свистящий говор сывалхинов. Он вопросительно посмотрел на Брахта, и тот отрицательно покачал головой.

— Иссым уже приходил рано утром. Кажется, старейшины не очень-то спешат подвергнуть нас испытанию и дожидаются, когда мы проснемся.

— Я бы не стала откладывать, — сказала Катя. — В топях мы потеряли очень много времени, а до Тезин-Дара еще надо дойти, что бы нас там ни ожидало. Теккан уже, наверное, волнуется.

— Угу, — согласился Каландрилл, разглаживая халат и раздумывая над тем, следует ли прицепить меч, но решил, что не стоит. — Ну что, пойдем на испытание?

— Я бы сначала позавтракал, — сказал Брахт.

— А я бы помылась, — добавила Катя.

От их голосов проснулись остальные, и все вместе они вышли на улицу. Там на корточках сидел Иссым и о чем-то оживленно разговаривал со старейшинами.

Когда они вышли, все встали; старейшины тут же замолчали и поприветствовали их кивком головы. Иссым спросил:

— Есть сейчас? Мыться?

Брахт сказал:

— Есть.

Катя добавила:

— И мыться.

А Каландрилл спросил, когда начнется испытание.

— Скоро, — ответил Иссым. — Старейшины готовить… Сначала мыться, есть… Потом испытаний.

Они отправились в баню, а оттуда во двор. Видимо, полукровки всегда ели вместе, ибо, когда они вошли, там уже завтракало все селение; им подали миски какой-то сладковатой каши, глиняные кружки с горячей настойкой из трав, куски чего-то похожего на хлеб и ломти остро пахнущего сыра. Теперь, при дневном свете, Каландрилл составил себе более четкое представление о том, где они находятся. Он уже не сомневался в том, что селение сывалхинов воздвигнуто на развалинах огромной стариннейшей крепости.

— Это построили Древние? — спросил он.

— Древний, да, — подтвердил Иссым. — Очень, очень давно. Древний строить здесь.

— Когда они ушли отсюда? — Каландриллу хотелось знать, сколько столетий прошло с тех пор, когда здесь возвышались крепостные стены, а также о том, почему они развалились.

— Очень, очень давно. — Понятия о времени у полукровок очень сильно отличались от человеческих. Иссым беспомощно пожал плечами.

— Почему все это превратилось в руины?

— Древний говорить, боги воевать. — Перепончатые пальцы Иссыма нарисовали что-то в воздухе. (Знамение подумал Каландрилл.) — Тогда все плохой… Боги сердиться… Отец, мать богов сердиться… Они кончать с война, но это тогда падать.

— Он говорит о войне между Фарном и Балатуром, — прошептала Катя.

Каландрилл кивнул и спросил:

— Древние тогда жили здесь?

— Здесь, да, — подтвердил Иссым. — Другие места тоже… Болото тогда нет… Нет дракон, нет гришами, нет еннымы, нет шивима… Боги создать их, когда воевать. Древний здесь тогда… потом тоже, но это падать… Древний говорить, это для сывалхин. Они в Тезин-Дар… Говорить сывалхин туда нет ходить… лучше сывалхин нет знать человек.

— Но ведь они же сказали вам, чтобы вы наблюдали, — удивился Каландрилл. — Они же сказали вам, что за «Заветной книгой» придут.

— Они говорить, сывалхин наблюдать человек, — кивнул Иссым. — Они говорить, в один день прийти люди за книга… Может, плохой люди; может, хороший. Они говорить, хороший три, как вы… Старейшины показать путь. Они говорить, приводить хороший в Тезин-Дар.

— А плохих?

— Они говорить, испытаний всем… Если плохой нет умирать в болото, он умирать испытаний… или на дорога Тезин-Дар. Сывалхин охранять Тезин-Дар для Древний очень давно.

— Неудивительно, что город остается до сих пор легендой.

Каландрилл говорил сам с собой, пораженный столь седой стариной. Если они правильно поняли Иссыма, то эти руины во время Войны богов были стенами и тогда здесь жили люди. Здесь и во всем Гессифе, если верить словам сывалхина. Он рассеянно дотронулся до камня, с благоговением оглядываясь по сторонам: когда они сделают свое дело, когда «Заветная книга» будет уничтожена, он обязательно об этом напишет. Ради Деры, Реба была права, когда говорила, что он заберется очень далеко!

Движение на другой стороне двора отвлекло его, и из ротонды вышли старейшины. По двое стали с каждой стороны двери, а пятый поманил их пальцем.

— Старейшины говорить идти теперь, — сообщил им Иссым. — Трое, который идти Тезин-Дар.

Во рту у Каландрилла пересохло, и он допил свою на стойку. Брахт встал справа от него, Катя — слева. Вануйцы тоже начали подниматься на ноги, но Катя жестом приказала им оставаться на месте. Ее соплеменники сели, и они втроем пошли за Иссымом по двору к старейшинам.

Старец, стоявший у двери, что-то сказал Иссыму, и тот перевел: