спустя шум битвы стих. Потери флибустьеров – девять человек убитыми и двенадцать тяжелоранеными – позволяют считать сражение почти бескровным. Но многочисленные тела погибших испанцев свидетельствовали, что защитники города проявили гораздо больше храбрости и самоотверженности, чем гарнизон Гранады. Лежавшие на улицах трупы стали быстро разлагаться: Гуаякиль находится на 2° южной широты, так что потребовались срочные санитарные мероприятия.

Подавив сопротивление, англичане бросились за город вылавливать жителей, уносивших ноги, а заодно и свои ценности; французы же собрались в кафедральном соборе, чтобы истово исполнить «Хвалу Господу». Вознося Небесам благодарение за удачу, они одновременно прикидывали на глаз стоимость золотых и серебряных статуй и прочей драгоценной утвари. К упаковке ценностей приступили сразу после молебна. Одной из самых красивых вещей была дверца шестидесятифунтовой дарохранительницы из золоченого серебра, украшенная фигурой орла дивной работы; вместо глаз у орла были два огромных изумруда.

Вид поселения на реке Гуаякиль. Гравюра. 1748

Мебель в губернаторском дворце была богаче, чем в покоях многих европейских монархов, – ведь сюда, в Перу, выписывали из Старого Света все самое лучшее и самое дорогое: золото обязывало. Не в силах унести с собой всю несметную добычу, флибустьеры плакали от обиды.

Как обычно, захваченный город обложили данью, заломив фантастическую сумму выкупа; в соборе собрали семьсот заложников – знатных сеньоров и горожан, мужчин и женщин, в том числе все семейство губернатора. Как обычно, переговоры, угрозы, запугивания, уловки с обеих сторон и прочее продлились довольно долго – в общей сложности добрый месяц. Вдаваться в детали этих переговоров я не рискую, боясь наскучить читателю. Кстати, флибустьерам переговоры тоже набили оскомину, и им пришла в голову замечательная мысль отправиться в ожидании исхода дела на остров Пуна, лежащий посреди Гуаякильского залива, тем более что, поскольку испанцы задержались с уборкой трупов, на улицах Гуаякиля буквально нельзя было продохнуть.

А на Пуне царила вечная весна; продуваемый ветрами зеленый остров, напоенный живительным ароматом моря, не имел ничего общего с удушающе влажным и жарким Гуаякилем. Подобно Садам Королевы перед Панамой, Пуна была дачным местом богатых горожан. Равно де Люсан не скрывая пишет, что, несмотря на снедавшее их нетерпение, несмотря на явные проволочки с выкупом (испанцы ожидали прибытия подкреплений из Кито), он и его товарищи провели на острове незабываемые дни.

Пиры на дивных виллах шли под музыку: пираты прихватили вместе с заложниками мастеров игры на лютне, теорбе, гитаре и арфе; естественно, пираты не отказывали себе и в прочих удовольствиях.

Немецкая карта с изображением Гуаякиля и острова Пуна. XVII в.

Выкуп и добыча, взятые в Гуаякиле, оказались в буквальном смысле неподъемными. Пираты с трудом погрузились на суда. Испанцы попытались было отбить добро в морском сражении при выходе из бухты. Но у них не хватило духу пойти на абордаж, а в искусстве маневрирования флибустьеры были сильнее.

Делили добычу на пустынном берегу в пятидесяти милях к северу от мыса Святой Елены. Сцена выглядела какой-то фантасмагорией: прямо на песке были расстелены куски парусины, а на них выложены, возможно, самые прекрасные на свете драгоценности. Камни продавали с аукциона, поскольку экспертов-оценщиков под рукой не было. Желающие могли купить их, заплатив золотыми монетами из своей части добычи. Кстати, камни ценились довольно высоко по одной-единственной причине: они были куда легче мешочков с монетами, поэтому нести их было не столь обременительно. Правда, владельцы этих сокровищ, став «ходячим сейфом», не без опаски ловили на себе взоры менее удачливых коллег. Зная их нравы, нельзя было с уверенностью утверждать, что они не задумываются, в какое место лучше будет всадить кинжал. Почему-то с носителями драгоценностей несчастные случаи происходили куда чаще…

2 января 1688 года двести восемьдесят французских и английских флибустьеров, измученные, в лохмотьях, с мешками и узлами на плечах, двинулись из бухты Мапала (сегодня – Амапала, на тихоокеанском берегу Гондураса) вглубь материка.

После взятия Гуаякиля пиратское воинство вновь распалось. Англичане отправились килевать свои суда на Галапагосские острова, рассчитывая возвратиться в Карибское море через Магелланов пролив. «Что касается нас, – пишет Равно де Люсан, – то наши посудины были столь мелки и ничтожны, что на них нельзя было помыслить спуститься ниже перуанского берега. На борту негде было хранить даже запас потребной нам питьевой воды».

Итак, французы на своих ничтожных посудинах двинулись на север. От Гуаякиля до Панамы, надо считать, добрых 1200 морских миль.

Высаживаться на берег под Панамой было немыслимо. Хотя перешеек в этом месте ýже всего и, в принципе, перебираться на карибскую сторону следовало именно здесь, но этот район усиленно охранялся испанцами, которые, кроме того, подкупили индейцев, обещая им в изобилии водку, если те перестанут помогать флибустьерам; за каждую пиратскую голову была объявлена награда… Нет, надо было двигаться дальше на север!

Дорóгой произошла душераздирающая встреча: они увидели большую пирогу, в которой сидели почти умирающие от голода и жажды сорок французов; в их пироге была сильная течь. Эти человеческие призраки твердили, что разыскивают пятьдесят пять своих товарищей, унесенных бурей. Сорок измученных разбойников выгрузились с группой Люсана на пляже бухты Мапала.

Оформители нынешних туристских проспектов, разрисовывая карту Центральной Америки, использовали для характеристики этой бухты фигуру пеликана. Если вам доведется побывать в тех местах, вы убедитесь, что символ правдив. Над серыми волнами неустанно накатывающего на берег Тихого океана висит крикливое облако птиц. А по пустынному берегу вышагивают пеликаны.

Такую же картину увидели и флибустьеры. Изнемогая от усталости и голода, они выбрались на берег и, сжимая ружья, стали лихорадочно оглядываться. Никакой дичи. Пришлось настрелять морских птиц, чье мясо воняло рыбой. Сорок спасшихся в пироге не переставали твердить о своих пятидесяти пяти пропавших товарищах. Призраки сгинувших пиратов являлись к ним по ночам, заставляя вскрикивать во сне:

– Надо искать! Они могут быть где-то рядом.

Робинзоны спустили на воду баркас, поставили парус и прошли еще 400 миль дальше на север, до рези в глазах всматриваясь в берег, выискивая малейший след. Пусто. Чтобы не умереть с голоду, пришлось пристать к берегу.

Кое-кто из пиратов утверждал, что знает эти места:

– В пятнадцати лье отсюда лежит город под названием Теуантепек. Там можно будет разжиться провизией. Кроме того, возьмем пленных и потребуем за них выкуп.

Взятие Теуантепека не напоминало штурм Гуаякиля. Никакого героизма с обеих сторон. Селение окружала с трех сторон река. Флибустьеры перешли ее вброд – в некоторых местах вода доходила до шеи. Натиску никто не сопротивлялся, хотя пираты были настолько голодны, что ради сытного обеда схлестнулись бы с целой армией.