Все фотокарточки смердели тягучей аурой чего-то черного и поглощающего, затягивающего. Даже сама факт о том, что кто-то делал эти снимки уже был актом извращенного садизма.

Живое доказательство мертвых людей в руках Аларика имели необъяснимое происхождение. А их подлинность заставляла усомниться в прочности привычного мироздания. Не было ни единого факта, доказательства или хотя бы слуха подтверждающего (иди даже намекающего) на то, что они: Бинч, Саммерс, семья Рой имели склонности к насилию. На счет условного Доу, бродяги с лодочной станции что-либо утверждать было нельзя. Однако вот они все на фото; и у каждого на руках кровь.

Фото семьи Рой поражало особенной атмосферой. Муж и жена, разодетые в костюмы викторианской эпохи, трапезничали за большим столом человечиной. В больших блюдах по середине стола водрузили вскрытые у верха черепа головы, нафаршированные чем-то на вид мало аппетитным. Они как съедобный декор, дожидались своего часа, пока супруги откушивали другими съедобными частями тел, попивая из высоки бокалов темно-алую жидкость. И даже через фото сделанное на пленку эта густая жидкость не выглядела как вино.

Только тут Полсон не тал воспроизводить точную экзекуцию — и, пожалуй, подумал Аларик — оно и к лучшему.

Но семья Рой, как и другие убитые от рук Полсона людоедами не были. У всех жертв по данным полиции была обыденная биография. И тем не менее на фото были именно они. Факт, который следствие не смогло объяснить (как не смогут и ФБР-овцы) и который пока подарил Тиму Полсону крохотный шанс заменить смертную казнь на пожизненное — так и останется для вех необъяснимым. А значит и не существенным.

Аларик упаковал фото обратно в пакетик.

Адвокат прав — для суда и Полсона они не имели никакого значения. Зато для Миранды и Луизы Фокс, родной тети парня могли стать объяснением. Если он подтвердит не только их подлинность (в принципе это уже сделано, но интересно к чему придут в лаборатории в Нью-Йорке) но и возможное так сказать происхождение, он даст Миранде и Луизе Фокс те ответы, о которых они просили.

И дать эти ответ мог его старый друг, профессор Рич Эллер, преподававший в Университете Лесли в Кембридже. Эллер преподавал философию, психологию и читал курс по парапсихологии. Кук знал Эллера почти двадцать пять лет — профессор водил дружбу с близкой подругой его жены. Эллер и Аларик тепло приятельствовали. Но самым (в данной ситуации) главным качеством профессора Эллера было его серьезное увлечение оккультными науками, мистической литературой и исследованиями (не для университета) алхимическими науками. Он много чего знал и понимал в той теме, которую Аларик пока не понимал (и это «пока» было для него самым неприятным). Он столкнулся с колдовством Вуду — и не с тем, что показывают в кино, а с реальным — и чуть не поплатился жизнью.

Сейчас он смотрел на увлечение своего приятеля не так критично; хотя и с большей настороженностью.

Аларик завел мотор и погнал на Бэкон-стрит; университетские каникулы еще не закончились, а потому Аларик позвонил Ричу уже в дороге.

Через два часа пути профессор пригласил отставного детектива в свою домашнюю библиотеку.

* * *

Расположившись в мягких креслах с высокими спинками, мужчины, не обмениваясь долго светскими приличиями перешли к делу. Начал Аларик.

‒ Слышал про дело Тимоти Полсона?

‒ Кто не слышал…‒ протянул профессор, ‒ мутное дело.

‒ Тебе что-то известно такое, чего не знает полиция?

Рич не спешил с ответом. Взял кружку со столика, но отпивать не стал. Он явно над чем-то раздумывал. Аларик не торопил. Молчаливая минута наконец обрела голос.

‒ Нет, ничего такого я не знаю, в смысле всяких там деталей или какой-то информации у меня нет. С чего бы? Однако я слышал, что в деле были замешаны не совсем, как бы это сказать, объяснимые факты и обстоятельства, да?

Аларик кивнул. Профессор явно пытался удержать свое любопытство (что выглядело забавно), понимая, что Аларик не просто так к нему заявился и расспрашивает о деле Полсона. Да и по телефону он сказал, что у Аларика есть нечто с чем профессор может помочь. Аларик сказал Ричу, это как раз по его части.

‒ Фотографии и перемена поведения, правильно? ‒ В ответе профессор не нуждался. ‒ Плюс как передавали в СМИ подлинность фотографий ввела в шок и присяжных и судью и даже прокурора. И получается, что эти фото так напугали парня (или еще что-то), что его психика не выдержала. Знаешь, обычно психами не становятся вот так — раз, щелк и спятил. Это целый процесс. А сейчас складывается впечатление, что парень резко слетел с катушек.

Аларик попивал из кружки готовясь получать ответы на свои вопросы. Но пусть пока профессор задаст свои. Просить не пришлось.

‒ Ты ведь здесь не потому что расследуешь дело, так? ‒ Аларик кивнул. ‒ А учитывая Ннамди (Аларик постарался не вздрогнуть), твой телефонный звонок и тему беседы, ты столкнулся или обнаружил нечто, что не укладывается в привычное тебе русло мышления. И тогда вопрос такой — что это и что тебя интересует?

Аларик отставил кружку и вытащил пакетик с фото.

‒ Ты видел по новостям фото жертв Полсона? Или в газете?

‒ Да, видел.

Аларик протянул профессору фото. Пока тот аккуратно раскрывал пакетик, Аларик продолжил:

‒ Да, ты прав. Фото — это их копии — подлинные. Не могу делиться с тобой всеми подробностями, но сейчас они проходят дополнительную проверку в Нью-Йорке. Но думаю результат будет тот же. Полсон сделал фото реальных людей и фото оказались подлинными. Но нет ни единого факта или намека подтверждающие, что люди с фото, жертвы Полсона, были способны на подобное. Он кивнул на фото.

Профессор Рич рассматривал снимки. Рассматривал внимательно, держа каждую фотокарточку за углы. Он ощущал нечто темное и липкое от снимков.

‒ Они точно настоящие?

‒ Абсолютно. Подтверждены не единожды. Прокурор списал все на талант и хитрость Полсона. Типа подделка высшего качества и все такое.

‒ Эти фото, они доказательство столь отвратительного и страшного, что я не уверен, стоит ли про все это говорить дальше. Профессор Рич аккуратно положил фото на столик рядом с пакетиком, явно не желая более к ним прикасаться.

‒ Поясни пожалуйста. ‒ Аларик видел, что у его друга уже наметились кое-какие мыслишки. И мыслишки явно неприятные. И хотя профессор натурой был увлекающейся, в вопросах оккультизма проявлял академическую