Кастро товарищем в передовой статье, в которой говорилось о трудностях создания (в 1961 году) марксистско-ленинских Интегрированных революционных организаций (ИРО) из таких революционных движений Кубы, как Революционно-студенческая директория, Движение 26 июля и Народно-социалистическая партия. Глава компартии под этим новым названием — Блас Рока — объявил Кастро ведущим марксистом-ленинцем Кубы. А поскольку, как мы знаем, за Кастро не числится ни одного печатного труда, и он сам заявлял не раз, что действия делают идеологию, необходимую для данного дня, слова Роки означали, что идеологией кубинского коммунизма является все, что Фиделю взбредет в голову назвать идеологией. Появление ИРО, очевидно, удовлетворило Москву. Первомайские лозунги того года впервые включали в себя приветствие «героическому народу Кубы, строящему социализм». За этим последовало подписание кубино-советского торгового договора, принципы которого оставались в силе до распада СССР: Кубе предоставлялся долгосрочный кредит в несколько миллиардов долларов под благотворительные 2,5% годовых. Советский Союз обязывался покупать у Кубы ежегодно более 3 миллионов тонн сахара по ценам выше мировых и продавать Кубе нефть по ценам ниже мировых. Единственным серьезным недостатком для Кубы был тот факт, что вся торговля велась в пересчете на рубли, не котировавшиеся на мировых рынках, и по искусственно завышенному официальному курсу рубля. Это привязывало Кубу в торговом отношении почти исключительно к социалистическому блоку и лишало ее долларового запаса, необходимого для деловых отношений с остальным миром. Кроме того, согласно более поздним заявлениям Кастро, оружие Кубе Советский Союз поставлял бесплатно. В общей сложности, во всяком случае, в 1970—1980-е годы Куба обходилась Советскому Союзу не менее, чем в 2 миллиарда долларов в год.

Тем не менее в первой половине 1962 года имело место значительное похолодание в советско-кубинских отношениях, даже послы были временно отозваны из стран друг друга. В первомайском приветствии советскому народу Кастро не упоминает ни советское правительство, ни Хрущева. Дело

514

было, по-видимому, в том, что Кастро безуспешно добивался принятия Кубы в организацию стран Варшавского договора и в Совет экономической взаимопомощи (СЭВ). Одновременно Кастро, тоже безуспешно, добивался признания себя вождем латиноамериканского революционного движения и совершенно не был заинтересован в идеях «мирного сосуществования», которые проповедовал в аудитории Гаванского университета приехавший с визитом польский министр иностранных дел Рапацкий. Экономические рецепты Рапацкого в духе НЭПа, поддержанные выступлениями в печати кубинских коммунистов и фактически Хрущевым, который в прощальной речи возвращавшимся домой кубинским студентам разъяснял, что такое НЭП, представляя его в положительном свете, не смогли поколебать Кастро, который в стремлении не отставать от социалистического блока вводит трудовую книжку, закрепощая трудящихся по советской модели, и дальше сокращает частную производственную собственность, что вызвало местные бунты и прочие беспорядки недовольных и полуголодных крестьян и рабочих, жестоко подавленные при непосредственном участии Кастро. Печатный орган ИРО «Хои» («Сегодня») вдруг проявил непослушание необъявленной генеральной линии и выступил против национализма, крайней левизны и троцкизма в коммунистическом движении, явно целясь в кастровскую «непрерывную» революцию. Одновременно газета прославляла Советский Союз и «великого друга Кубы, выдающегося ленинца, Никиту Сергеевича Хрущева». Через несколько дней, 29 июня, Кастро вдруг присоединяется к коммунистическому хору восхваления Хрущева, провозгласив здравицу «великому другу Кубы» Хрущеву, провожая группу советских инженеров, возвращавшихся домой. Ясно, что в эти месяцы шли какие-то закулисные споры и переговоры, в частности, относительно обещанных Хрущевым в 1960 году, но так и не предоставленных Кубе, ракет. И в результате переговоров между кубинской военной группой, возглавляемой министром обороны Раулем Кастро, и советским военным командованием было получено согласие Советского Союза создать на Кубе ракетные пусковые площадки, нацеленные на США, и поставить баллистические ракеты. Как известно теперь, доставлена

515

была всего одна ракета с атомной боеголовкой — это все, что было у Хрущева в то время. Остальное было его типичным блефом. Кастро был окрылен ракетным договором с Советским Союзом, который, как он надеялся, заставит кубинских коммунистов окончательно замолчать и во всем подчиниться его руководству, а также обеспечит ему тыл и для дальнейших политических побед.

Суарес видит тут следующую картину. С момента обещания Хрущева предоставить Кубе ракеты для защиты от США Кастро рассчитывал на них как на щит от американской угрозы, дающий ему шанс возглавить «антиимпериалистическое» движение в Латинской Америке. Дело в том, что экономическое положение на Кубе было из рук вон плохим, Организация Американских стран (ОАС) в середине 1962 года исключила Кубу из своего состава, и большинство латиноамериканских стран прервало дипотношения с Кубой. Кастро надеялся, что, получив ракеты, Куба станет «мини-сверхдержавой», заставит считаться с собой всю Латинскую Америку и сможет инспирировать партизанские войны в остальных странах Латинской Америки. Октябрьский ракетный кризис с категорическим требованием президента Кеннеди убрать ракеты (ракету на самом деле) с острова и выполнение этого требования Хрущевым при условии ликвидации американских ракет в Турции и гарантии американского правительства не нарушать впредь суверенитета Кубы были ударом по всем грандиозным планам Кастро и по престижу Советского Союза в глазах Кастро, Мао и прочих революционеров, хотя советская пропаганда преподнесла все как образец хрущевского миролюбия и беспокойства за судьбы мира и как своего рода победу Советского Союза в форме вышеупомянутых гарантий и условий.

Двумя годами позднее Хрущев был насильственно отстранен от власти. Его неудача с Кубой вряд ли сыграла сколько-нибудь значительную роль в его отставке. Отставка была связана с его внутренними экспериментами, развалом сельского хозяйства и фактическим голодом на селе в 1963-1964 годах, но больше всего — с его разделением партии на индустриальную и сельскохозяйственную, в чем партаппарат увидел угрозу своей гегемонии и даже намек на возможность двухпартийной системы. Но все это уходит за рамки нашей книги.

Сталинизм с человеческим лицом

516

Так чехи называли режим Гусака после разгрома «Пражской весны» войсками стран Варшавского договора. Дюмон использует этот термин в отношении режима Кастро. Человеческое лицо он, вероятно, видит в эмоциональности Кастро и в том, что все же террор Кастро несколько мягче и не так маниакально последователен, как у Сталина. В остальном ученик недалеко ушел от своих учителей.

После провала ракетной затеи Кастро был вынужден подчиниться советской политике «мирного сосуществования», которое, по определению и Хрущева, и Брежнева, включает в себя поддержку местных «национально-освободительных войн». Вернувшись из своей первой поездки в СССР в 1963 году, Кастро в докладе «кубинскому народу» 4 июня назвал Хрущева «необычным человеком, очень простым и одним из самых блестящих интеллектов, когда-либо мною встреченных... это великий вождь и непоколебимый противник империализма»[10]. Став «товарищем», ему пришлось соотносить свои планы с политикой