Он поднялся по ступенькам дома Филлис Крэнстон на рю Павэ, вошел в вестибюль и нажал на кнопку ее квартиры. Никто не ответил, он продолжал звонить, думая, что она может быть в ступоре, если Витковски прав. Дру уже готов был сдаться, когда из коридора появилась тучная пожилая женщина, она заметила, на какую кнопку он жмет, и заговорила с ним по-французски:

— Вам нужна Бабочка?

— Я вас не понимаю.

— Ah, Americain. Вы ужасно говорите по-французски, — добавила она по-английски. — Я была самой несчастной женщиной в Париже, когда ваши аэродромы перевели из Франции.

— Вы знаете мисс Крэнстон?

— Кто ее здесь не знает? Она такая милая, а когда-то была хорошенькой, как и я. Впрочем, с какой стати я должна вам что-то еще рассказывать?

— Мне нужно с ней поговорить, это срочно.

— Потому что вы возбуждены, так ведь? Я вот что вам скажу: может, у нее и есть пагубное пристрастие, но она не шлюха.

— А я вовсе и не шлюху ищу, мадам. Я пытаюсь найти человека, который может срочно дать мне информацию, и этот человек. — Филлис Крэнстон.

— Хм, — задумчиво произнесла женщина, изучая Дру. — Вы не затем ищете ее, чтоб обмануть? Если да, то знайте — друзья в этом доме защитят ее. Я уже сказала, она милая, добрая, выручает людей, которым нужна помощь. Мы здесь не бедные, но многие на грани из-за всех этих налогов и высоких цен. А у Бабочки хватает американских денег, и она никогда не просит вернуть долг. В свободные дни присматривает за детьми, чтоб их матери могли работать. Вам не удастся навредить ей, во всяком случае не здесь.

— Не собираюсь я ей вредить, вашей матери Терезе. Я же сказал, мне нужно получить у нее нужную информацию.

— Не упоминайте при мне catholique, мсье. Я сама католичка; но мы сказали этому мерзкому священнику, чтоб держался от нее подальше!

«Вот это удача!» — подумал Лэтем. И, напустив на лицо недоумевающее выражение, спросил:

— Священнику?

— Он обманул ее, и сейчас продолжает обманывать!

— Каким образом?

— Он приходит по ночам, а отпущение грехов у него между ног.

— И она принимает его?

— У нее нет выбора — он ее духовник.

— Сукин сын!Слушайте, мне необходимоее найти. Я разговаривал с этим священником, он назвал мне ее имя. Понимаете, он мог сказать ей нечто такое, чего не должен был говорить.

— Кто вы такой?

— Тот, кто — хотите верьте, хотите нет — борется за Францию не меньше, чем за свою страну. Мадам, нацисты, проклятие нацисты снова начинают маршировать по всей Европе! Знаю, это звучит мелодраматично, но так оно и есть.

— Ребенком я видела, как они казнили людей на площадях, — прошептала старуха, морщины ее обозначились резче. — Они опять могут это сделать?

— До этого далеко, но остановить их надо сейчас.

— А при чем тут наша Бабочка?

— Ей дали информацию, которой она могла по неведению поделиться с кем-то еще. А может, и не по неведению. Большего сказать не могу. Если ее здесь нет, то где она?

— Я только что собиралась послать вас в «Труа Куронн», в кафе на этой улице, но уже за полночь и идти туда нет необходимости. Она прямо позади вас, наш сосед мсье дю Буа помогает ей подняться по ступенькам. Ясно, что у нее за болезнь — пьет много. Ей хочется забыться, мсье, и вино помогает.

— А почему ей хочется забыться?

— Это не мое дело, а если о чем и знаю — держу при себе. Мы здесь опекаем нашу Бабочку.

— Вы не проводите меня в ее квартиру — сами убедитесь, и вы и мсье дю Буа, что я не сделаю ей ничего плохого? Я просто хочу задать несколько вопросов.

— Наедине вы с ней не останетесь, уверяю вас. Никаких переодетых священников!

* * *

Филлис Крэнстон была невысокой женщиной лет сорока пяти — пятидесяти, крепкого, даже атлетического телосложения. Хотя она нетвердо держалась на ногах, передвигалась уверенно, с вызовом, одновременно поддаваясь и сопротивляясь состоянию опьянения.

— Кофе кто-нибудь сделает? — потребовала она с сильным, в нос, акцентом американки со Среднего Запада, рухнув на стул в дальнем конце комнаты. Сосед дю Буа стоял рядом с ней.

— Он уже на плите. Бабочка, не волнуйся, — сказала старушка из вестибюля.

— А это что за тип? — спросила Крэнстон, показывая на Лэтема.

— Американец, моя милая, знает того мерзкого священника, от которого мы советовали тебе держаться подальше.

— Это свинья отпускает грехи таким шлюхам, как я, потому что только такие женщины ему и достаются! Этот ублюдок что, один из них? Пришел облегчиться?

— Уж в священники я меньше всего гожусь, — тихо и спокойно произнес Лэтем. — А что касается сексуального удовлетворения, я очень привязан к одной леди, которая об этом и заботится и с которой я надеюсь остаться на всю жизнь с благословения церкви или без оного.

— Боже мой, да ты настоящий обыватель! Откуда ты, парень?

— Из Коннектикута. А вы? Индиана или Огайо, а может быть, север Миссури?

— О, ты почти попал, красавчик. Я девочка из Сент-Луиса, родилась и выросла в провинции — какая скука, да?

— Откуда я знаю?

— А как ты узнал, что я из этой части добрых старых Штатов?

— По акценту. Меня учили различать его.

— Серьезно?.. О, спасибо за кофе, Элоиз. — Секретарь посольства взяла кружку и сделала несколько глотков, кивая после каждого. — Ты, наверно, думаешь, я законченная неудачница? — продолжала она, глядя на Лэтема, и вдруг резко выпрямилась, уставившись на него: — Подожди-ка, я тебя знаю! Тыофицер К.О.!

— Правильно, Филлис!

— Какого черта ты тут делаешь?

— Отец Манфред Ньюмен сообщил мне ваше имя.

— Этот идиот! Чтоб меня уволили?

— Не вижу причин, Филлис...

— Тогда почему ты здесь?

— Из-за отца Ньюмена. Он же сказал вам, не правда ли, кто такой полковник Уэбстер? Что это засекреченный американский разведчик из посольства, который уходит в подполье под другим именем, изменив внешность. Сказал, так ведь?

— Бог ты мой, да из него такое дерьмо поперло — любой нужник был бы мал. С ним всегда так, особенно когда до того возбудится, что, мне кажется, у меня задница треснет. Будто Господа Бога изображает — рассказывает тайны, которые только Ему известны, а когда кончает, то схватит меня за лицо и говорит, гореть мне в геенне огненной, если повторю кому, что он сказал.

— Почему же вы сейчас мне рассказываете?

— Почему? -Филлис Крэнстон сделала большой глоток кофе и ответила просто: — Потому что друзья тут объяснили мне, какая я дура. Я хороший человек... как вас там?.. и у меня есть проблема, о которой знают только здесь, в округе. Так что идите к черту.