В 1986 году в Канберре Боб Хоук попросил меня убедить Ланге в том, что АНЗЮС в наилучшей степени отвечал долгосрочным интересам Новой Зеландии. Когда я посетил Веллингтон, я снова доказывал Ланге, что его антиядерная политика была чрезмерно осторожной, но он не изменил своего мнения. Тогдашний лидер оппозиции Джим Болгер, напротив, согласился со мной, что такие маленькие страны, как Сингапур и Новая Зеландия, могут маневрировать и успешно развиваться только в том случае, если Соединенные Штаты продолжат поддерживать баланс сил в мире. Он добавил: «Антиядерная позиция Новой Зеландии только ускорит разрушение этого баланса». Тем не менее, когда в ноябре 1990 года он стал премьер-министром, общественное мнение сделало изменение этой политики невозможным для него – новозеландцы решили на время отойти от проблем окружающего мира.

Являясь лейбористским премьер-министром, Ланге инстинктивно чувствовал, что ему следовало бороться за интересы низших классов. Тем не менее в том, что касалось проведения экономических реформ и перехода к рыночной экономике, он поддавался убеждению, ибо его министр финансов Роджер Дуглас был убежденным сторонником свободного рынка и оказывал влияние на премьер-министра во время первого срока пребывания у власти.

Несмотря на это, во время второго срока пребывания у власти Ланге под давлением министров своего правительства и коллег по партии отказался от проведения наиболее непопулярных реформ. Это задержка продлила агонию новозеландских фермеров, производителей и потребителей.

В декабре 1984 года без всяких предварительных консультаций Ланге объявил об отмене специального статуса для товаров сингапурского экспорта, которым они обладали благодаря GSP[52]. В этом Новая Зеландия опередила Америку и Европейское сообщество. Наш министр иностранных дел пояснил ему, что, несмотря на то что наши потери из-за утраты этого статуса в Новой Зеландии были бы минимальными, Сингапур серьезно пострадает, если примеру Новой Зеландии последуют американцы и европейцы. Ланге согласился с этими аргументами и восстановил специальный статус для сингапурских товаров.

Не обладая большими запасами золота, алмазов, угля, урана и других полезных ископаемых, которые обеспечивают австралийцам комфортную жизнь, новозеландцы не имеют ментальности жителей «страны-счастливчика». Когда в 80-х годах цена экспортируемого продовольствия упала, Ланге и Дуглас уменьшили субсидии, выделявшиеся фермерам, что сделало экономику Новой Зеландии более конкурентоспособной. Большой заслугой премьер-министра Джима Болгера является то, что после возвращения его Национальной партии к власти в 1990 году он продолжил эту политику либерализации.

Я никогда не спорил ни с одним новозеландским лидером, даже с Бобом Малдуном, который в ходе дискуссии бывал горяч и агрессивен. На своем собственном опыте я убедился, что на новозеландцев можно положиться – это люди, которые держат слово.

Молодым студентом я восхищался Неру и его целью построения светского, многонационального общества. Подобно большинству националистов из британских колоний, я читал его книги, написанные в течение долгих лет пребывания в британских тюрьмах, особенно его письма к дочери. Они были изящно написаны, а его взгляды и чувства резонировали с моими. Вместе с другими социал-демократами 50-х годов я интересовался тем, кто станет для нас моделью развития: Индия или Китай. Мне хотелось, чтобы в этом состязании победила демократическая Индия, а не коммунистический Китай. Тем не менее, несмотря на достижения «зеленой революции», из-за быстрого прироста населения уровень и качество жизни в Индии оставались низкими.

Я впервые посетил Дели в качестве премьер-министра в апреле 1962 года. Встреча с Пандитом Джавахарлалом Неру состоялась в его доме. Это была бывшая резиденция одного из британских военачальников – красиво спланированный двухэтажный дом с широкими верандами и просторным двором. Мы беседовали полчаса.

Во время обеда мы разместились за длинным столом, вероятно, унаследованным от англичан. Каждому гостю вместо тарелки был подан большой серебряный поднос, на который накладывалась пища из широкого ассортимента поданных к обеду блюд: риса, карри, овощей, мяса, рыбы, рассолов и приправ. Было необычно, что все ели руками – ни Чу, ни я никогда в этом не практиковались. В то время как хозяева аккуратно брали пищу кончиками пальцев, мы рылись в своей еде запачканными соусом руками и выглядели очень неопрятно. Я почувствовал большое облегчение, когда подали серебряные чашки с водой и кусочками лимона, чтобы помыть засаленные пальцы перед десертом, который был восхитителен. Сидя напротив меня, Неру заметил испытываемое нами затруднение. Я объяснил, что, кроме палочек для еды, мы обычно пользовались вилками и ложками. К счастью, во время других приемов пищи в Дели нам подавали столовые приборы.

Неру заинтересовался тем, что я ему рассказал, и пригласил меня еще раз встретиться с ним на следующий день. Мы проговорили в течение полутора часов. Я рассказал ему о демографическом составе населения Сингапура и Малайи и о том влиянии, которое имели на население полуострова коммунисты. Это было результатом огромных успехов, достигнутых коммунистами Китая в преобразовании страны из коррумпированного, декадентского общества в дисциплинированное, чистое, динамичное, хотя и слишком регламентированное государство. Тем не менее я считал, что коммунизм совершенно не подходит для стран Юго-Восточной Азии. Кроме того, независимый Сингапур оказался бы в катастрофическом положении из-за той враждебности, которую испытывали по отношению к нам наши соседи: малайцы в Малайе и яванцы и другие народы малайской расовой группы в Индонезии. Поэтому я считал, что наилучшим решением было бы объединение Сингапура с Малайей и Борнео. Тунку не хотел объединяться только с Сингапуром – в этом случае число китайских избирателей было бы равным числу избирателей-малайцев. Неру был приятно удивлен, встретив в моем лице китайца, столь решительно настроенного не допустить установления контроля коммунистов и Пекина над Сингапуром.

Я вновь посетил Неру в 1964 году, когда остановился в Дели, возвращаясь из своего турне по Африке. Утомленный человек со слабым голосом, с трудом сидевший на диване, был тенью прежнего Неру. Ему было сложно сосредоточиться. Нападение Китая на Индию через Гималаи нанесло удар по его надеждам на развитие афро-азиатской солидарности. Я покинул встречу опечаленный. Он умер через несколько месяцев, в мае.

Мои встречи с Неру в 60-х годах позволили мне наладить контакты с его дочерью – Индирой Ганди. Когда Сингапур провозгласил независимость, мы попросили индийское правительство помочь Сингапуру вступить в афро-азиатские организации, и дипломатические миссии Индии оказали нам огромную помощь. В следующем году я посетил Индию, чтобы поблагодарить Индиру Ганди и заинтересовать ее правительство в развитии сотрудничества со странами Юго-Восточной Азии. Молодая, энергичная и оптимистично настроенная Индира Ганди встретила меня в аэропорту в сопровождении почетного караула и отправилась вместе со мной в бывшую резиденцию вице-короля Индии, переименованную в «Раштрапати Бхаван».