Утешила Алексея встреча Чу-Чу-Оана с Екатериной Прохоровной. Молодая женщина вышла из своей горницы скромно, как девушка, в темном сарафане и длинной шали, поверх которой были выпущены косы. Она остановилась на пороге, оглядела всех своими широко расставленными спокойными глазами, а затем быстро подошла к старому вождю и присела возле него на пол.

Чу-Чу-Оан вынул трубку. Губы его зашевелились. Он что-то сказал, поднял руку и ласково провел ею по волосам одноплеменницы. Словно приветствовал дочь. Остальные старики продолжали сидеть в прежних позах, но видно было, что они очень довольны. Затем Большой Желудь тоже дотронулся до плеча хозяйки.

Екатерина Прохоровна поздоровалась со всеми, а потом, обернувшись к двери, хлопнула в ладоши. Две женщины внесли баклагу с вином, жареного барана, лепешки, рыбу и незнакомую еду — огурцы, выращенные на своем огороде.

Прямо на полу женщины разостлали скатерть, поставили угощение. Гагемейстеру тоже пришлось присесть на корточки. Екатерина Прохоровна велела позвать и Луку, сама налила ему кружку рому. Промышленный накрыл кружку ладонью, отвернулся и сразу же выпил всю до дна. Старики пили мало. Они знали свойства «огненной воды», а сегодня им предстояло ехать обратно.

Чу-Чу-Оан и Кусков не притронулись к рому совсем. Старый вождь его никогда не пил, правитель же чувствовал себя нездоровым. После первой чарки Гагемейстер ушел с Кусковым писать бумагу.

Когда гости подкрепились, Екатерина Прохоровна позвала мальчиков, заставила их громко читать по книге, откровенно радуясь удивлению стариков, затем повела на свой огород, рассказывала и гордилась. Алексей тоже водил гостей на верфь, показывал строящийся корабль, выковал в кузне каждому в подарок по железному крюку для котла.

К вечеру капитан-лейтенант закончил составление пространного акта. Прежний, по его мнению, был слишком краток. Во двор вынесли стол, на нем поставили чернильницу, положили перья и переписанный Хлебниковым набело акт. Возле стола на высоком древке укрепили большой флаг Российско-американской компании, снова выстроились матросы. Луке было поручено подать со стены палисада сигнал на корабль, чтобы «Кутузов» мог ответить салютом. Затем Гагемейстер прочитал акт и, взяв перо, подписался первым.

Грянул с корабля залп. Затрещали ружейные выстрелы. Чинно и торжественно, под звуки салюта, подходили к столу индейцы, тоже брали перо и ставили свой знак. Потом Чу-Чу-Оан, указывая на флаг, попросил дать ему такой же.

— Пусть все русские, которые будут приходить к нам, будут знать, что они пришли к друзьям своего народа, — сказал он Гагемейстеру.

Капитан-лейтенант посмотрел на Кускова.

— Дайте им, ваша милость, — ответил правитель серьезно. — Это для них навечно будет.

Уже садилось солнце, когда гости покинули форт. Было полнолуние, и можно было ехать всю ночь. Всадники удалялись медленно, окутанные оранжевой пылью. Старые, прямодушные хозяева прерий, из которых спустя немного лет пришлось им самим уйти навсегда.

На другой день после отъезда индейцев Гагемейстер занялся письмом к губернатору. Нужно было до отправления на Ситху закончить дела в Калифорнии.

Поездка Алексея в Монтерей и пребывание его самого в сан-францискской президии убедили в том, что испанцы на некоторое время прекратили свои притязания и даже хотели открыть торговлю. Было ли то результатом политики Нессельроде, или дела Испании в американских колониях шли все хуже и хуже, Гагемейстер не брался об этом судить. Важен был благоприятный факт, и он хотел им воспользоваться.

От полковника де Сола Алексей привез письмо. В нем губернатор извинялся за «нечаянную» задержку российского судна и людей, просил не думать об этом худо и выразил желание купить для войск всех президий, находившихся у него в подчинении, тысяч на тридцать пиастров разных товаров и припасов, с уплатой за них векселями на главного комиссара в городе Гвадалахаре.

Письмо было любезным и даже просительным, но уплата денег через Гвадалахару могла не произойти вовсе. Губернатор словно забыл об инсургентах.

— Пускай вместо оплаты дозволит нам промысел бобров в бухте св. Франциска, — посоветовал Кусков. — Так способней и выгодней и для нас и для него.

Предложение Ивана Александровича поддержал комиссионер Хлебников. Внимательный и деловитый, он трезво оценивал положение и с особой симпатией относился к действиям Кускова. Но мнение свое держал про себя. Алексея капитан-лейтенант не спрашивал.

К вечеру он написал ответ.

«Губернатору Новой Калифорнии, начальнику войск его католического величества дону Пабло Винценто де Сола.

Милостивый Государь!

Малое знание мое гишпанского языка лишает меня удовольствия понимать совершенно письмо Ваше, однако ж я чувствую дружбу, каковою хвалится и господин Кусков, и посему радуюсь, что могу ответить тем же... Что касается до предложения, которое Вы изволили мне сделать, позвольте говорить Вам со всею откровенностью, свойственною военному человеку. Поелику поручение, на меня возложенное, сверх открытий состоит единственно в том, чтобы обозреть российские поселения и составить описание всего мною виденного, между тем как товары Компании, предназначенные для наших поселений, поручены особому, находящемуся при мне суперкаргу, то я и не имею возможности входить в постановление о доставке состоящим под Вашим начальством президиям необходимых вещей, с получением в уплату за них переводных писем на Гвадалахару. В сем городе Российско-Американская Компания не имеет ни одного человека, который бы мог получать деньги.

Желая однако же показать мою признательность, а президиям, состоящим под вашим начальством, и войскам его католического величества облегчить получение вещей, могущих найтись в грузе управляемого мною корабля, назначенном на удовлетворение нужд российско-американских поселений, я беру смелость предложить Вам доставлять для войск по самым умеренным ценам такие вещи, в коих они могут иметь надобность, только с тем, чтобы вместо получения платы в Гвадалахаре получать оную следующим образом: Вы позволите кадьякцам приезжать на своих лодках в порт Сан-Франциско и в окружность оного для промысла морских бобров. Приобретение сего промысла разделяемо будет на две равные половины, из коих одна должна принадлежать Гишпанскому правительству, а другая Российско-Американской Компании. Компания приемлет на свою ответственность издержки промысла, но в вознаграждение сего должна получать, по установленной цене, в плату за товары, кои будут доставляемы для четырех президий, все бобровые шкурки, доставшиеся по разделу на часть Гишпанского правительства...»

Гагемейстер писал письмо не торопясь, обдумывая каждое слово, и в заключение просил ответить лично ему уже в Ново-Архангельск.

Кускову письмо он даже не показал. А через два дня «Кутузов» отбыл на Ситху.

— Ну вот, побывал, будто дело сделал, будто помог, а только руки опускаются... — сказал Алексей, глядя, как все меньше и меньше становятся на горизонте паруса. —