— Мое колдовство тоже чего-нибудь да стоит.

— Но колдовство одного человека не сможет сдержать полумиллионную армию, которой тоже помогает колдовство.

— ...И Карлаак — торговый город, а не военная крепость. Хорошо, я поговорю с Советом Старейшин и постараюсь убедить их.

— Ты должен убедить их побыстрее, Элрик, потому что если тебе это не удастся, то Карлаак и полдня не выстоит против кровавых посланий Терарна Гаштека.

— Они упрямы,— сказал Элрик, когда они вдвоем с Мунгламом сели тем же вечером в доме альбиноса.— Они не хотят осознать всей опасности. Они отказываются бросать город, а я не могу бросить их, потому что они оказали мне гостеприимство и дали мне приют в Карлааке.

— И что же — мы должны остаться здесь и умереть?

— Может быть. Возможно, выбора действительно нет. Но у меня есть другой план. Ты говоришь, что этот чародей — пленник Терарна Гаштека? А что он будет делать, если ему вернуть его душу?

— Он попытается отомстить. Но Терарн Гаштек не так глуп — он не предоставит чародею ни малейшего шанса. Тут нам нечего искать.

— А что, если нам удастся помочь Дриниджу Баре?

— Каким образом? Это невозможно.

— Я думаю, это наш единственный шанс. Этот варвар знает меня и мою историю?

— Насколько мне известно — нет.

— А тебя он узнает?

— С какой стати?

— Тогда давай присоединимся к нему.

— Присоединиться к нему? Элрик, ты все такой же безумец, каким был прежде, когда мы странствовали по миру.

— Я знаю, что делаю. Это единственный способ подобраться к нему и узнать о его слабых местах. Мы отправляемся на рассвете, нельзя терять время.

— Что ж, будем надеяться, твоя былая удача не изменила тебе. Но меня одолевают сомнения. Боюсь, когда ты отказался от старых привычек, вместе с ними ушла и удача.

— Вот и проверим.

— Ты возьмешь Буревестник?

— Я надеялся, что мне больше никогда не придется пользоваться этим адским клинком. Предательская сталь — вот лучшее, что о нем можно сказать.

— Да, но я думаю, на этот раз он тебе понадобится.

— Ты прав. Я его беру.

Элрик, сцепив руки, нахмурился.

— А это значит, что я нарушаю слово, данное мной Заринии.

— Лучше нарушить слово, чем отдать ее на милость Конной орды.

Элрик открыл дверь в оружейную палату, держа в одной руке горящий фонарь. Испытывая тошноту, шел он по узкому проходу, мимо притупившегося оружия, которое многие века не было в деле.

Сердце его тяжело билось — он подошел к следующей двери и, отодвинув щеколду, вошел в тесное помещение, в котором лежали регалии давно уже мертвых военных вождей Карлаака и среди них — Буревестник. Элрик набрал полную грудь затхлого воздуха, потянулся к мечу и тут же услышал, как черный клинок застонал, словно приветствуя его. Он взялся за рукоятку и тут же весь передернулся, словно прикоснулся к чему-то нечистому и одновременно вызывающему жуткий экстаз. Лицо Элрика исказилось. Он вложил меч в ножны и стремглав выбежал из оружейной палаты на свежий воздух.

Элрик и Мунглам, одетые как простые наемники, наскоро попрощались с советниками Карлаака и оседлали своих скромно экипированных коней.

Зариния поцеловала белую руку Элрика.

— Я понимаю, что это необходимо,— сказала она. Глаза ее наполнились слезами.— Но будь осторожен, любимый.

— Непременно. И молись, чтобы успех сопутствовал нам, что бы мы ни предприняли.

— Белые Владыки да не оставят вас.

— Нет, лучше молись силам Тьмы, потому что в этом деле мне понадобится их нечестивая помощь. И не забудь, что нужно сказать гонцу, который должен направиться на юго-восток и найти Дивима Слорма.

— Не забуду,— сказала она,— хотя и боюсь, как бы ты не вернулся на свою прежнюю черную стезю.

— Сейчас главное не это. О своей судьбе я позабочусь потом.

— Тогда прощай, мой повелитель, и пусть удача сопутствует тебе.

— Прощай, Зариния. Моя любовь к тебе укрепит меня сильнее, чем этот нечистый меч.

Элрик пришпорил коня, и они оставили позади ворота, чтобы углубиться в Плачущую пустошь навстречу неизвестному будущему.

Два путника во весь опор гнали коней под непрекращающимся дождем. Они казались карликами на огромной Плачущей пустоши, этом бескрайнем плато вечных дождей, покрытом мягким ковром травы.

Их приближение увидел дрожащий от непогоды воин пустыни. Он вглядывался в их очертания сквозь пелену дождя, пытаясь разглядеть детали одежды, а потом развернул свою маленькую коренастую лошадку и поскакал назад — туда, откуда явился. Через несколько минут он добрался до большой группы воинов, одетых, как и он, в шкуры и металлические шлемы с султанами. Они были вооружены короткими костяными луками, а в колчанах у них виднелись длинные стрелы с перьями ворона. На боку у каждого висел кривой меч.

Воин обменялся несколькими словами с товарищами, и скоро они все, настегивая коней, погнали их в направлении двух всадников.

— Мунглам, далеко еще до лагеря Терарна Гаштека? — спросил Элрик, переводя дыхание — оба они устали, потому что ехали целый день без остановки.

— Не очень далеко. Скоро мы... Смотри!

Мунглам указал вперед. Им навстречу скакали всадники, около десятка.

— Варвары пустыни — люди Поджигателя. Приготовься к схватке — они не тратят время на разговоры.

Буревестник выскользнул из ножен — тяжелый клинок словно сам подталкивал руку Элрика, отчего казался невесомым.

Мунглам обнажил оба меча, держа короткий в той же руке, что и уздечку.

Воины пустыни скакали полукругом, оглашая воздух боевыми кличами. Элрик резко остановил коня и встретил первого воина, вонзив острие Буревестника ему в горло. Когда клинок пропорол плоть, они ощутили зловоние, словно вдохнули запах серы. Воин, умирая, издал жуткий вопль, глаза его вылезли из орбит, когда он осознал свою ужасную судьбу — Буревестник выпил не только его кровь, но и душу.

Элрик нанес безжалостный удар еще одному воину — отсек его руку с мечом, потом расколол шлем с навершием, а вместе с ним и череп. Дождь и пот струились по его белому мрачному лицу, стекали на сверкающие малиновые глаза. Он смахнул влагу с лица и чуть не выпал из седла, когда, развернувшись, отразил удар кривого меча, вытянув руку на всю длину, а потом резким движением кисти обезоружив врага. Потом он вонзил меч в сердце воина пустыни, и тот завыл, как волк на луну, протяжным лающим воем — Буревестник забирал его душу.

Лицо Элрика, чувствовавшего в себе сверхчеловеческие силы, исказила гримаса — его сжигало невыносимое презрение к самому себе. Мунглам держался подальше от меча альбиноса, зная пристрастие того к душам друзей Элрика.