Разумеется, Рамболд решил, что наполовину использованный тюбик с пастой окажется среди упомянутых принадлежностей. Он продолжал играть роль лучшего друга семьи, искренне сочувствовал неожиданно свалившимся на наши головы горестям, прилагал все усилия, чтобы умиротворить моих не в меру чувствительных и склонных к раздражительности родственников. Ему даже удавалось утихомирить двух непримиримых тетушек. Но он никак не ожидал, что подозрение падет на Филдинга и полиции покажется, что у него имелся мотив для убийства дяди Грегори. Рамболд также понимал, что Гай непременно попадет в список подозреваемых лиц. Однако он не без оснований полагался на вашу сообразительность, которая заставит усомниться в умственных способностях упомянутого юноши. Думаю, он оказался прав.

– Это было ясно с самого начала, – сухо заметил Ханнасайд. – Гай не из тех, кто использует для убийства редкий яд. Однако продолжайте.

– Оставался Филдинг. Да, доктор неожиданно осложнил ситуацию. Рамболд не хотел, чтобы кто-то пострадал из-за последствий, к которым привел его идеальный план. На худой конец он был готов расхлебывать заваренную кашу. Однако головы не терял и продолжал выжидать. А тучи тем временем, похоже, рассеивались. Во многом благодаря моим стараниям, только Рамболд об этом не знал. Но тут происходит непредвиденная катастрофа, умирает тетя Харриет. Рамболд в ужасе от своих деяний и искренне скорбит о тете Харриет. А когда он узнал, какие неприятности навлекла на себя премудрая тетушка Зои, какое дело против себя состряпала, то понял, что придется вмешаться и спасти ее от неминуемого ареста. Я обронил несколько шутливых замечаний по поводу Хайда, и Рамболд догадался, что, возможно, я избавлю его от неприятной беседы с вами, в ходе которой откроется правда.

На тот момент мне казалось, что так и следует поступить. Из-за страха и врожденной склонности к лицемерию тетушка Зои еще больше усугубляла свое положение лживыми россказнями, которыми донимала вас. А Гай, руководствуясь благими намерениями, решил сделать благородный жест и спасти мать от виселицы. Но добился обратного результата, и ваши подозрения в отношении моей милой тетушки лишь усилились. Но хуже всего, что вы обнаружили предмет, с помощью которого яд попал в организм. А раз так, значит, вы решили довести дело до конца. И стало ясно, что мое алиби стало несостоятельным, а сам я являюсь самым вероятным кандидатом на арест. Знаете, суперинтендант, я сочувствовал Рамболду, но не испытывал горячего желания пасть безмолвной жертвой, защищая этого человека или честь собственной семьи. Естественно, надо было бить во все колокола на случай ареста тетушки Зои, никчемного кузена Гая или моего собственного. Но я не выношу шума. Вот почему Рамболд совершил самоубийство, скажем, в припадке временного помешательства. По этой же причине вы находитесь здесь и слушаете мой рассказ, не принимая ничью сторону.

Ханнасайд встал.

– Мистер Мэтьюс, понимаете ли вы, какую сыграли роль в этой истории?

– Прекрасно понимаю и склоняюсь к мнению, что являюсь вспомогательным элементом постфактум.

– И вообразили, что я замну дело?

– А что вы предлагаете? – вежливо осведомился Рэндол. – Хотите вынудить государственного обвинителя возбудить судебное дело против покойника?

– Имеются ли доказательства, подтверждающие правдивость вашего рассказа?

– Вы получите письменное заявление Рамболда, кроме того, я отобрал кое-что из бумаг моего дядюшки Хайда, которые вы будете иметь возможность внимательно изучить. Пользуясь правом душеприказчика, я сжег все документы, кроме тех, что имеют отношение к деятельности Рамболда. Полагаю, ваше ведомство, суперинтендант, не станет поднимать шум. Убийство шантажиста – дело щекотливое, верно? Мало кто посочувствует жертве. Можно, конечно, возбудить судебный иск против меня и обвинить в сокрытии улик. Однако в сложившейся ситуации это тоже вопрос деликатный. Всколыхнете кучу грязи, а ради чего? Позвольте предложить виски с содовой.

– Позволяю! – сердито буркнул Ханнасайд.

Тихо рассмеявшись, Рэндол направился к столику у стены, где стоял графин с виски, и смешал два напитка. Вернувшись на прежнее место, он передал Ханнасайду стакан.

– Итак, суперинтендант? – Во взгляде Рэндола читался вопрос.

– Сначала расскажите все до конца, – предложил он. – Если я надумаю возбудить дело, то прямых улик нет, только мое слово против вашего, – усмехнулся с сарказмом Ханнасайд.

– Не смею вам возражать, – сладким голосом пропел Рэндол.

– Когда вы виделись с Рамболдом?

– Сегодня, после того как покинул Гринли-Хит.

– И где? Не у него же дома?

– Разумеется, нет. В его конторе. Он ждал моего визита. Мы вместе пообедали, и Рамболд рассказал мне то, что я уже поведал вам. Я же объяснил ему, какую роль сыграл в этой истории, и пообещал сделать все возможное, чтобы скрыть правду от миссис Рамболд.

Рэндол старался говорить безразличным тоном, но от проницательного взора суперинтенданта не ускользнула пробежавшая по его лицу тень.

– Не слишком приятным оказался обед, мистер Мэтьюс? – посочувствовал он.

– Мягко сказано, суперинтендант, – сухо отозвался Рэндол.

– Могу представить ваше состояние, – кивнул Ханнасайд.

– Давайте оставим эту тему, – предложил Рэндол с легким раздражением в голосе.

Ханнасайд сделал глоток виски и некоторое время не произносил ни слова.

– Вот почему вы весь день отсутствовали? – нарушил он наконец молчание. – Хотели дать Рамболду время совершить самоубийство?

– Вам будет очень сложно это доказать, уважаемый суперинтендант.

Ханнасайд лишь криво усмехнулся в ответ.

– В тот день, когда приехали в «Тополя» вместе с мистером Каррингтоном, что вы рассчитывали найти в дядином письменном столе? Бумаги Хайда?

– Нет, тогда на меня еще не снизошло озарение. Я надеялся найти то, что мы и обнаружили, – письма, имеющие отношение к любовной интрижке дяди Генри. К счастью, все обернулось не так плохо, как могло бы.

Ханнасайд невольно улыбнулся:

– Вы, мистер Мэтьюс, проявили тогда непростительную жестокость.

– Зато я не только избавил вас от присутствия любимой тетушки Гертруды, но и усыпил ее бдительность. Что в конечном результате пошло всем на благо.

– Это правда, – признал суперинтендант. – Но вернемся к вашему рассказу. Что навело вас на нужную мысль? Солнцезащитные очки?

– Не сразу. Не могу точно сказать, когда у меня возникли первые подозрения. Мой покойный отец как-то недвусмысленно высказался по поводу характера дяди Грегори и назвал его мошенником и скверным человеком, так что у меня с этой точки зрения было перед вами существенное преимущество. Я относился к дядюшке предвзято. Кроме того, имел возможность наблюдать, как он обращается с доктором Филдингом и дядей Генри. Эта видоизмененная разновидность шантажа и навела меня на подозрения, которые расцвели пышным цветом, когда вы явились ко мне и спросили, какие ассоциации вызывает фамилия Хайд. В тот раз я вел себя непочтительно и дерзко.