Он сел за свой столик. Не дождавшись официанта, открыл шампанское, предназначенное за покупку этого столика. Справа за сценой, за формальной полупрозрачной, прикрытой синей занавесью кулисой, яростно о чем-то спорила кучка людей. Лекс догадывался, о чем. Музыка и ведущий в серебряном костюме с бабочкой, как могли, развлекали гостей.

Собравшиеся узнали историю полдэнса, о великих звездах танцев, об авторских элементах. Наконец, ведущий приложил руку к уху и провозгласил:

– И у нас первый судейский выход!

Дальше следовали многочисленные регалии, заслуги, победы в соревнованиях. Еще до того, как прозвучало имя, Лекс гордо улыбнулся и вскинул подбородок. Повилика вышла на сцену. Его Повилика.

Золотой комбинезон тесно обтягивал идеальное тело. Высоченные каблуки царапнули пол. Рука плавно легла на хромированный шест. Лекс мог поклясться, он видел лавандовую молнию. Копна волос взметнулась вверх, девушка сделала первый шаг.

Лекс, не отрываясь, следил за Повиликой. Чувствуя, что тоже навсегда прикован к пилону, только не лавандовой молнией, а женщиной. Любимой.

Прикованных навсегда к длинноногим красавицам, выходящим на сцену, было много. Не отводя глаз, за девушками следили восторженные мужчины, готовые в любую минуту аплодировать, восхищаться, поддерживать, отдать силу.

Повилика спустилась со сцены, гордо и величаво села в кресло судьи. Короны на ее голове видно не было. Но она сияла на ее пепельных волосах. Новая предводительница вилис улыбалась ярче софитов на сцене.

Пару часов Лекс увлеченно смотрел выступления. Он участвовал, переживал, оценивал, одобрял. Теперь это и его мир.

Допив бутылку шампанского, он спустился вниз. Размышляя, подходить ли к Повилике, поздравлять или не мешать и отложить праздник до завтра, Лекс задержался в проходе.

– Вычеркни у ведущего Тамару Захарову. И у судей. – услышал он шепот девочки, у которой покупал билет.

Лекс подался назад, чтобы расслышать подробнее.

Администратор, с планшетом что-то написала на своем листочке и вскинула на девушку глаза.

– А что объявить? Почему она снята с соревнования? Из Турции, что ли, не прилетела? Не выпустили?

– Прилетела. И она убита. Представляешь, сегодня ночью застрелена в своей квартире. Не говори ничего, просто пропусти. Не будем же мы на соревнованиях об убийстве сообщать.

– Как убита? – ахнул администратор. – Кто ее?

– Откуда я знаю? Я что, полиция?

Девушки разошлись. Лекс пошел к выходу.

Георгий не церемонился и не выжидал. Реакция почти мгновенна. Да и действовал быстро. Да, вилисы смертны. Лекс вспомнил выражение лица Егеря.

Глава 48

Вероника миновала бронированную дверь с кодом, известным лишь сотрудникам Центрального управления Федеральной службы безопасности. Словно теплый нож сквозь масло, прошла через пропускной пункт службы безопасности. На губах Вероники играла легкая, едва заметная улыбка. Она наполняла ее облик сиянием, воздушностью и необыкновенной статью. И если до этого ее идеальная фигурка и кукольная внешность скрывалась от мужских взглядов под бесформенными балахонами и за хмурыми взглядами, то сейчас она шла по коридору управления будто голая. Мужики в форме замирали на месте, забывали слова, что вот только готовились произнести, теряли мысль и ощущение реальности. Многие не узнавали в ней сотрудницу команды Егора Константиновича и переспрашивали у собеседника кто это? Теряя контроль, некоторые ощущали острое желание подойти, познакомиться поближе, хотя бы на мгновение ощутить на себе ее взгляд, почувствовать запах. Может, повезет и назначить свидание. Мужские фантазии фонтанировали в космос, но тела оставались неподвижны. Невероятный магнетизм, исходивший от девушки, притягивал к себе, но и тормозил, не давая подступиться, окружая аурой недоступности и делая еще более желанной.

Вероника не надела ни платья, ни каблуков, которые больше подходили к данной ситуации, не хотела торопиться и размазывать возрождение во времени. Не сейчас. Главное событие впереди. Гусеница только оборачивалась шелковой нитью, и появление бабочки еще предстояло. Тогда она предстанет в полной красе. Не сейчас и не здесь. Но нереально красивая бабочка в ней уже чувствовалась. Поэтому никакая толстовка и кеды не могли спрятать высокомерного, властвующего над мужскими сердцами и умами, взгляда.

Три кофейных стаканчика в картонной подставке проплыли вместе с ней по коридору и исчезли за железной дверью. Егерь не поднял взгляда. Она опоздала минут на пять. Он никогда не был ценителем пунктуальности у команды и предоставлял им полную свободу. Но это было до тех пор, пока не пришел раньше Вероники. До сегодняшнего дня. Атмосфера раздражения и злости висела в кабинете. Как и всегда за последнее время.

Девчонки-танцовщицы свели его с ума. Не в силах придумать, как поймать и наказать преступниц, убивших его друга, шеф превратился в злобное, презрительное и нервное существо. В какой-то степени Вероника его успокоит.

Шеф демонстрировал девушке свое безразличие. Возможно, молчанием и равнодушием наказывал за опоздание. Ромик хмуро молчал, уткнувшись в бумаги, и лишь молча кивнул коллеге. Вероника вытащила одни из стаканов и поставила на стол рядом с Егерем.

Он медленно поднял глаза и, не сводя с нее тяжелого взгляда, открыл клапан на крышке стакана. Вероника легко и просто улыбнулась. Она уже извлекла второй стакан и подала его Ромику. Тот, исподлобья и прячась за бумаги, следил за хмурым шефом и сияющей Вероникой.

– Ты так лыбишься, словно накопала что-то новое. – тяжело проговорил шеф. – Хорошо бы, если ты что-то существенное накопала.

– Очень существенное, особенно сейчас, – согласилась Вероника. Она поставила оставшийся стакан в подставке на свой стол и снова пошла к шефу. – В общем-то, кардинально меняющее дело.

Прежде, чем Ромик сообразил, что сейчас произойдет, уже все произошло. А у Егеря и мыслей возникнуть не успело.

Вероника, которая никогда не носила табельного оружия, которая на стрельбища ездила, как на плаху, а зачеты получала по договоренности Егеря. Вероника, которая боялась, как огня, любого оружия и даже не приближалась к уликам, если в них встречалось огнестрельное оружие. Вероника, которая работала только с фотографиями, резким движением достала из-за резинки штанов пистолет и в упор три раза выстрелила в Егеря. Он даже не успел изменить взгляд на удивленный. Вероника, по-прежнему улыбаясь легкой завораживающей улыбкой, прошла к дивану и спокойно села. Ромик не дышал. Он не испугался, не вздрогнул и не понимал, как такое могло произойти.

Через три дня на Юнусовском кладбище моросил серый дождь, и пестрело от полицейской формы. Лекс не слышал слов, не приносил соболезнований, не замечал слез. Три дня он прожил как в вакууме. Он просто не верил. Тонкая теплая рука Повилики не давала ему полностью потерять реальность. Словно через стену, он слушал поминальные речи, смотрел на коллег и откуда-то взявшихся родных Егеря.

На фотографии тот был