и коробящими, шипящими и пугающими, жалостливыми и угрожающими, пробирающимися внутрь, холодящими, вызывающими дрожь. Запах сирени дурманил, облепливал, не смывался ливнем и мешал дышать. Лекс кашлял, глотал воздух и не мог наполнить легкие. Он упал на колени, почти носом уткнувшись в омытое дождем каменное изваяние Лизы Долгополовой. Он протер окровавленной рукой белый мрамор, по каменному лицу девушки потекли розовые струи. С трудом он поднялся и, еле передвигая ногами, пошел дальше, вглядываясь в лица статуй, тщательно читая имена на надгробиях и напрягая память. Они все были здесь. Миля Зиновьева, он узнал лицо, наглый взгляд пустых каменных глаз и даже острые ключицы. Вика Буглаг в зеленом мраморе, спокойная и будто опустившая взгляд. На могиле белым пламенем горела сирень.

Путь Лексу преграждала сплошная стена из жестких ветвей, его крепко держали, на каждый шаг требовались все его усилия.

Диана Зарецкая и Ольга Афанасьева. Лекс не понимал, почему в одну кучу смешаны могилы тех, кто жив и тех, кого нет.

– Остановись, – прогромыхал смешанный с громом голос позади него.

– Не оборачиваться, – прошептал Лекс себе, понимая, что слабость во всем теле у него от потери крови. Мелкие уколы и царапины, испещрившие его тело, сочились алой жидкостью. – Никого нет.

– Обернись, – громко окликнули еще раз. Лекс узнал голос. Ветки словно взбеленились. Они стегали мужчину, рассекая кожу и одежду. Лекс прикрыл локтем лицо и сломал ветку, которую смог поймать. Воздух пронзил оглушающий визг. Его толкнули под колени, и он рухнул в размытую водой яму. Осознав, что упал в разрытую могилу, он с трудом поднялся и принялся карабкаться наверх. Глина скользила под руками и ногами, он цеплялся за торчавшие из земли корни, те извивались, Лекс обдирал руки. Он вылез и поднял взгляд на надгробие. Виринея. Ему не потребовалось разбирать почти стершееся имя на камне, этот надменный взгляд, эти идеальные изгибы плеч, статность спины он узнал бы, даже если они будут вылеплены из песка. Виринее принадлежала пустая могила, разрытая.

Лекс стоял на четвереньках и не мог отдышаться. Перед ним возник подол белого платья, не тронутого грязью. Белизна и яркость шокирующе удивляли. Мокрое платье облепило фигуру, но кожа под тканью была совсем белой и не просвечивала живым телом. Лекс поднял голову. Виринея улыбалась. Он улыбнулся в ответ, осознавая, что ей совсем не идет белый цвет. Он делал ее похожей на труп. Она подняла руку, сверкнул нож, залитый водой.

– Остановись! – прозвучало такое тихое и спокойное, что заглушило шум дождя и грохот грозы.

Лекс мог бы узнать этот голос среди хора женских голосов, но повернуться в ту сторону не нашел сил.

Виринея захохотала. Громко, заливисто, истерично.

– Вы не посмеете! Вы не сможете! У вас не хватит сил!

– Виринея, ты сама подписала себе приговор. Ты во всем виновата сама, – голос Повилики звучал тихо и печально, но Лекс слышал звенящие интонации боли. – Эту могилу раскопала ты сама.

Лекс наконец-то повернулся в сторону говоривших. Еще четыре фигуры в одинаковых белых платьях. Мокрые девушки с безумными пылающими глазами. Трех он знал.

– Я в нее не лягу! Не вы меня поднимали, не вам меня и закапывать, – визжала Виринея. В голосе звучал откровенный страх. – Вы предательницы! Вы заплатите за свое вероломство.

Она изогнулась всем телом и ударила Лекса ножом. Лекс дернулся, лезвие пришлось по руке, рассекло кожу и мышцу, он рукой толкнул женщину в бедро и подсек ногой. Виринея рухнула на землю. Лекс отполз в сторону. Развернулся и еще попятился. Вихрь из белых цветов, земли, листьев и воды поднимался перед ним вверх. Он смутно видел за пеленой женские силуэты. Мужчина подался вперед, его откинуло волной. Он уперся спиной в ледяной мокрый камень. Взглянув в лицо изваянию из розового кварца, он узнал любимые черты.

Гул смерча нарастал, тени метались, Лекс до рези в глазах всматривался в вихрь, но разглядеть ничего не мог. Вода, земля, листья, кровь завернулись в смертельную воронку. Его мутило, голова кружилась, глаза закрывались, силы оставляли его. Розовый кварц был таким теплым.

В себя его привел хлёсткий шлепок по щеке. Сознание вернулось.

– Пойдем, – мокрая, грязная Повилика поднялась с корточек и протянула ему руку. Рана на плече болела, Лекс потер рукой и наткнулся на повязку. Из белого платья Повилики был выдран клок. Оно уже не сияло белизной. Заляпанное кровью и грязью, как и его одежда, походило на тряпку.

Лекс нашел в себе силы и встал. Они пошли прочь. Дождь все еще лупил по листьям и надгробиям, но ветки сирени, сильно потрёпанные после бури, не мешали им. Лекс обернулся на могилу Виринеи, над той возвышался холмик, стремительно прорастали кусты сирени, казалось, холм дышит. Лекс помотал головой и отвел взгляд.

Что Повилика дрожит так, что трясутся руки, стучит зубами и размазывает по лицу беспрестанно льющиеся слезы, он заметил только в машине. По белому платью и коже в мурашках, растеклись кровавые разводы, но ран Лекс не видел. После него самого машину придется чистить химчисткой. Они молча сидели в машине. По стеклам лупил дождь, стало совсем пасмурно. Лекс повернул ключ зажигания, и панель продемонстрировала время. Четыре часа дня. Повилика молчала. Он не знал, что спросить. Лекс повел машину к городу. Они ехали в полном молчании. Повилика почти перестала плакать, только всхлипывала. Потом успокоилась, лицо высохло. Он остановился возле ее дома. Она тяжело вздохнула и ровным голосом произнесла.

– Мы – вилисы. Невесты, не дожившие до своей свадьбы. Не дожившие до своего счастья. Каждую из нас погубил мужчина своей ложью, предательством, жестокостью, лицемерием. Виринея подняла нас для мести. Это единственный смысл нашей жизни. Раз за разом доказывать, что мужчины бессердечны, черствы, испорчены, и мстить за это.

– Вот все сплошь сволочи? – уточнил Лекс.

– Практически, – пожала плечами Повилика. – Невинных жертв не было.

– Вы убиваете? – как ни старался Лекс, а голос у него дрогнул.

– Мы забираем силу, не всегда до смерти, это каждая решает сама, в зависимости от боли, которую испытала, от порочности мужчины, много от чего. Легенда и миф, окружающий нас, это одно. Реальная жизнь вносит свои коррективы.

У Лекса в голове кипели вопросы, но каждый звучал как что-то фантастическое, и он не мог сформулировать ни одного.

– Дикого убила одна из вас? – Лекс боялся правды.

– Да. Он встречался с Викой. Она полюбила. Действительно его полюбила и очень сильно. А он ее предал. С той девушкой, которая висела на крыльях…

– Наталья Демидова.

– Да. Наверное, с кем-то еще. Он твой друг, но