Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В тайных сношениях? – спросил Абдул-Азис.
– Я не могу скрыть этого от вашего величества. Подробности неизвестны, но все указывает на то.
– Так предоставляю тебе заключить колдунью в другую тюрьму, – заключил султан позднюю аудиенцию. – Если будет нужно, ты согласуешь все с великим визирем.
– Обвинительный акт находится уже в руках кади Стамбула.
– Так пусть же произнесут приговор.
Шейх-уль-ислам был отпущен и очень был доволен своим успехом. Теперь он уже более не сомневался в победе и, когда после низкого поклона он удалился из покоев султана, то прежняя гордая и вызывающая улыбка снова заиграла на его лице. Он вышел во двор и, приказав кучеру как можно скорее ехать в караульню кавасов в Скутари, сел в карету. Лошади помчались во весь опор, и скоро Мансур был у старого, полуразвалившегося дома, где находилась караульня Скутари.
Не опередил ли его Керим-паша? В эту минуту должно было решиться все.
Мансур вышел из кареты. Навстречу ему шел из дома Гамид-кади. Мансур радостно вздохнул – победа была на его стороне. Сирра была в его руках.
– Посланный султанши Валиде был уже здесь?
– Нет, здесь никого не было.
– Значит Сирра еще в караульне?
– Без сомнения, там.
– Говорил ли ты с кавасами, мой брат?
– Я избегал всякого шума.
– Хорошо, теперь мы должны поспешить.
– Был ли ты у султана?
– Все отлично. Все предоставлено нам, султан желает только одного – наказания и устранения страшной пророчицы, ее немедленной передачи в наши руки, чтобы сделать ее безвредной.
– Ты уже принял какое-нибудь решение, мудрый Мансур-эфенди? – спросил кади.
– Я по дороге расскажу тебе обо всем. Надеюсь, ты поедешь со мной? – отвечал шейх-уль-ислам. – Прежде всего отправимся в караульню кавасов. Я не успокоюсь до тех пор, пока Сирра не будет в наших руках.
Мансур-эфенди и Гамид-кади вошли в большую, полную табачного дыма караульню жандармов. Все дремали, кто сидя, кто лежа. Увидев верховного судью Константинополя, кавасы вскочили с мест и начальник их приблизился к кади со всеми знаками глубочайшего почтения.
– Есть ли еще здесь в караульне существо, подозреваемое в убийстве и называемое пророчицей и чудом? – спросил кади.
– Да, мудрый и могущественный Гамид-кади, – отвечал начальник жандармов. – Мои люди захватили ее на трупе старухи, которая, казалось, была задушена ею.
– Я пришел за ней, – продолжал Гамид-кади повелительным тоном. – Передай ее мне, чтобы могло начаться следствие.
Начальник жандармов дал знак двоим из своих людей, и вслед за тем они из мрачной, сырой тюрьмы вытащили Сирру в комнату, где находились Мансур-эфенди и Гамид-кади. Сирра вздрогнула, увидев этих двоих, – теперь она знала свою участь, знала, что погибла, попав в руки ненавистных врагов.
– Свяжите руки и ноги подозреваемой в убийстве и отнесите ее в карету, – приказал Гамид-кади.
Жандармы повиновались с той поспешностью, которую они всегда выставляли напоказ перед высшим начальством. Они связали руки и ноги несчастной девушки, называя ее исчадием ада, отродьем сатаны, и грубо потащили ее в карету, куда вслед за тем сели Мансур и Гамид-кади, приказав кучеру ехать к набережной.
Мансур-эфенди свободно вздохнул. Теперь всякая опасность миновала. Керим-паша опоздал. Гассан и Сади потеряли своего свидетеля.
– Куда мы едем? – спросил кади дорогой.
– Я только что думал об этом и нашел, что есть только одно место, которое может служить надежной тюрьмой для опасной преступницы, – отвечал Мансур-эфенди. – Это башня палача перед Перой.
Сирра слышала все, но не шевельнулась и безмолвно выслушала приговор, по-видимому, покоряясь предназначенной ей участи, но более точный наблюдатель заметил бы по ее сверкающим взглядам и по закрытому старым, темным покрывалом лицу, что она прислушивалась к каждому слову и внимательно следила за всем, не упуская ничего из вида.
– К Будимиру, палачу? Ты прав, мой мудрый брат, это самое приличное место, – согласился Гамид-кади, а карета покатилась дальше и скоро доехала до набережной.
Сирра не чувствовала ни малейшего ужаса при мысли, что ее везут к черкесу-палачу. Она знала уединенный, глухой дом Будимира, неоднократно приходила она туда из Галаты, знала и палача, и старую башню, в которой он жил, и потому нисколько не боялась своей новой тюрьмы. Напротив, ей было очень приятно, что ее отправляют именно в это глухое, уединенное место. Она все еще не теряла надежды обличить и низвергнуть ненавистного, прибегающего к низким средствам Мансура-эфенди. Одно ужасало ее, это мысль, что Мансур и Гамид-кади, прикрываясь законом, велят казнить ее за подозрение в убийстве. Она давно уже не сомневалась в том, что убийство старой Ганифы было совершено греком по поручению Мансура и Гамида-кади и что при этом расчет был именно на нее. Теперь, когда она была во власти кади, не было никакой возможности, да и бесполезно было приводить доказательство своей невиновности.
На набережной лодочник отнес связанную Сирру в лодку, куда сели Мансур и Гамид-кади и приказали везти себя в Перу, к каналу, проходящему через лежащий на берегу за Тафиной цыганский квартал.
Было совсем тихо, и лодка неслышно плыла от Скутари к противоположному берегу. Скоро они добрались до канала. Лодочнику велено было повернуть и ехать до Симон-Перы. В цыганском квартале, состоящем из полуразвалившихся шатров и лавок, здесь и там слышались шум и веселье, сверкали огоньки, вероятно, пировали богатые иностранцы, забавляясь цыганскими песнями, танцами и музыкой.
Скоро лодка пристала к совершенно пустынной местности за Перой. Неподалеку стояла старая башня, окруженная стеной и отданная во владение черкесу-палачу Будимиру. Гамид развязал ноги Сирре, а Мансур расплатился с лодочником. Затем они отправились в дом к Будимиру, чтобы передать ему Сирру. Никому и в голову не пришло бы искать ее в этом убежище.
После отъезда султана и султанши Валиде гости еще некоторое время оставались на празднике принцессы и потом незаметно удалились один за другом. Гассан должен был сопровождать султана и потому не мог дождаться результата посольства Керима-паши, но он был твердо уверен, что тот непременно доставит Сирру во дворец султанши Валиде, а значит, была еще надежда низвергнуть Мансура. Последние гости заметили отсутствие Сади-паши и по секрету говорили друг другу, что во внутренних покоях принцессы, вероятно, в этот вечер празднуется помолвка, но пока не хотят делать ее гласной, и весь остальной вечер, пока не разошлись последние гости, только и говорили, что о счастье молодого, смелого офицера и о любви принцессы.
Вдруг во дворец запыхавшись вошел камергер султанши Валиде и, узнав, что госпожа давно уже отправилась к себе во дворец, опрометью бросился туда.