Экономка тут же позвонила Шрейнеру, которому только и оставалось, что констатировать смерть. Эдвард Мунк умер спустя месяц и одиннадцать дней после своего восьмидесятилетия.

Похороны стали днем национальной скорби в Норвегии. Естественно, что в них приняли участие и власти. Два самых больших венка прислали Квислинг и Тербофен. Оба отправили на похороны своих представителей.

Несмотря на полотна, украсившие университетский зал, и крепких рабочих, убирающих снег, несмотря на предсказания, что большие форматы – будущее искусства, и туманные разговоры двух поколений (включая поколение самого Мунка) об «истинно германском» в искусстве, Мунк весьма неудобен в качестве национального или идеологического символа. Слишком многое в магии его искусства проистекает из способности извлекать из окружающей действительности конкретные, эмоционально заряженные детали. Эти детали выражали чувства, мысли и настроения, с которыми жил художник. Зритель может по своему выбору отринуть их как субъективные, частные и негодные для большинства, – но зачастую этого не происходит.

Мунк увлекает за собой зрителя, когда видит кроваво-красное небо, детей на деревенской площади, купающихся мужчин во всей их мощи. Или полную луну, отбрасывающую на поверхность моря широкую дорожку, похожую на колонну, и берег, освещенный светом северной ночи.

Цена, которую должен уплатить человек за такую способность видеть и чувствовать, – одна из тем этой биографии. Мунк заплатил за свой дар сполна, и его впечатления остались жить вечно. Со всей своей радостью, но чаще всего – с болью.

Осенью, накануне смерти, Мунк говорил Рольфу Хансену о свете в Осгорстранне, который ни на что не похож. Эти слова разбудили его собственные воспоминания. Двумя днями позже он поведал гостю о том, как бродил в Осгорстранне ночи напролет и смотрел на полную луну. Художник, которому вот-вот должно было исполниться 80, все повторял, что никогда не видел такого прекрасного лунного сияния, как «тогда, в Осгорстранне». «Оно напоминало мне о многом, и я никогда его не забуду», – с чувством произнес он. Хансен навсегда запомнил, с какой особенной интонацией Мунк произносил эти слова.

Луна, о которой думал художник, должно быть, была та самая, что светила ему и «фру Д.» летним вечером, пятьдесят восемь лет назад:

Там между стволами стояла луна, большая и желтая, – широкий золотистый столб света – в темно-фиолетовой воде.

Фру Д. и он отстали от остальных. Они шли медленно, то и дело останавливаясь, – и их руки все время касались друг друга…

Письма, не помеченные особо, предоставлены архивом Музея Мунка (M-mus) г. Осло.

Опубликованные письма:

F = Familiebrevene (Переписка с семьей) (с номером)

S = Schiefler (Шифлер) (с номером)

L = Linde (Линде) (с номером)

Br (Briefwechsel) = Часть переписки Мунка и Линде, изданная Линдтке (Lindtke)

Обозначение основных персоналий:

ЕМ = Эдвард Мунк (Edvard Munch)

KB = Карен Бьёльстад (Karen Bjølstad)

IM = Ингер Мунк (Inger Munch)

ML = Макс Линде (Max Linde)

GS = Густав Шифлер (Gustav Schiefler)

LR = Людвиг Равенсберг (Ludvig Ravensberg)

AK = Альберт Кольман (Albert Kollmann)

Ссылки на датированные письма (в т. ч. с почтовым штемпелем) и дневниковые записи снабжены указанием дд. мм. гггг. Письма, дата которых полностью не сохранилась, датируются как в оригинале, иногда с указанием места отсылки. Недатированные письма снабжены пометой ud. Зачастую автор пытается указать время, когда могло быть написано письмо; в таких случаях дата стоит [в квадратных скобках].

Письма Туллы Ларсен (Tulla Larsen) и Мунка имеют в Музее Мунка особые регистрационные индексы, которые сохранены и здесь, напр., соответственно tl-D 19 и em-А 4. Эти письма в основном не датированы. Попытка определить даты их написания предпринята Франком Хёйфёдтом в его исследовании. Автор в основном следует его данным.

«N», «Т», «В» плюс число отсылает к регистрационному индексу записей, эскизов и рисунков Мунка, хранящихся в архиве Музея Мунка.

Lund = Отсылка к нумерации писем в т. н. «Папки Мудоччи» (Mudocci-permen) (Музей Мунка), сост. Отто Лундом. Датировка писем Лундом не точна. Для недатированных писем автор реконструирует дату самостоятельно.

Отсылка Ins указывает на то, что данные письма хранятся в папке писем от лиц или организаций («institusjonspermene») в архиве Музея Мунка.

Осиротевшие (1863–1885)

Любезный сердцу моему доктор

«Моя любимая… Твой, твой, твой»: Кр. Мунк Лауре Бьёльстад 23.09.[1861] (F 3).

«Мой Доктор»: Лаура Бьёльстад Кр. Мунку 28.09.[1861] (F 5).

посредственно сдал государственный экзамен: данные о медицинской карьере Кр. Мунка – в Norges Læger, 292.

Отец Лауры: Сведения о семье Лауры Бьёльстад – см. Kråkerøy.

«Дорогие мои отец и матушка»: Лаура Бьёльстад 27.11.1860 (F 1).

«моя дорогая Лаура сообщила мне сегодня»: Кр. Мунк Андреасу Бьёльстаду 01.12.1860 (F 2)

слыл весьма жизнерадостным прелатом: ср. отрывок из дневника Эдварда Сторма Мунка от 11.11.1812: «Я и X. были приглашены на обед к купцу Арвидссону; симпатичный и интересный человек. – Мы прекрасно провели время за столом, звучали прекрасные тосты, которые мы то и дело запивали его отличной мадейрой. – Я играл в тот вечер в карты, весьма удачно, и не потому, что выиграл пять риксдалеров – это мелочь, а потому, что не случилось обычной для меня неприятности и я не проиграл значительную сумму».

пиетистской религиозной общине: ср. «К пяти часам собираюсь в молельный дом…» (F 5).

«Что же происходит»: Кр. Мунк Лауре Бьёльстад 03.10.1861 (F 5).

«Мне нужно кое о чем спросить»: Кр. Мунк Лауре Бьёльстад 26.09.1861 (F 4).

«Матрасов у меня»: (F 5).

«Мне уже лучше»: (F 5).

«Все говорят»: Лаура Бьёльстад Кр. Мунку (нет в F).

санаторий Грефсен: ср. Кр. Мунк Лауре Бьёльстад 31.08. [1861] (нет в F)

двадцатичетырехлетняя йомфру Бьёльстад: Syversen, 143.

Ну вот, мои возлюбленные чада…

крестины: Syversen, 146.

с любимым мужем: ср. Лаура Бьёльстад Кр. Мунку 08.08.[1861] (нет в F).

«Господи, только бы ты»: Кр. Мунк Лауре Бьёльстад «Gardemoen» 29 [июня 1864?] (нет в F).

первые воспоминания Эдварда: N 475.

«Ну вот, мои возлюбленные чада»: черновик письма Лауры Мунк 12.01.1868 (F 12).