– Неправда.

– Вещи, деньги. Думаешь, ты не такой, но вы все одинаковы.

– Вы меня не знаете, – отрезал Расс. – Плевать мне на вещи. Но мне не плевать на двух обиженных девушек, у которых вы украли гитары.

– Сколько вам надо гитар? Я и так вам оставил три.

– А вам сколько надо?

– Я их отдал друзьям. В этом разница между мной и тобою.

– Чушь. Разница между мной и вами в том, что вы обокрали девушек.

Казалось, Клайд не улыбается, а кривится, точно от боли. Он оглянулся на сосны, покачал головой, направился к другому трейлеру. С загрязненного неба донесся слабый промышленный вздох, с деревьев – стрекот кедровки. Фрэнсис не сводила глаз с Клайда, точно ждала, что тот сейчас выхватит пистолет.

– Нам ничто не угрожает, – успокоил ее Расс.

Она перевела на него невидящий взгляд. Клайд вынес из трейлера два гитарных футляра, поставил на землю.

– А теперь убирайтесь, – сказал он.

– Нет.

– Я не шучу, белый человек. Ты получил то, за чем приехал.

Клайд ушел в свой трейлер, Фрэнсис схватила Расса за руку.

– Поехали.

– Нет.

– Ради бога.

Злость Расса сменилась печалью. В праведном гневе молодого человека была красота, и Расс не чувствовал радости, одержав над ним верх, не чувствовал удовлетворения оттого, что настоял на законных правах белого человека, вернул имущество, отобрал свое у тех, у кого нет ничего. Моральная победа осталась за Клайдом. Расс представил, чего это ему стоило, и пожалел парня.

Расс подошел к двери трейлера, постучал раз. Другой.

– Выслушайте меня, – сказал он двери. – Я хочу пригласить вас приехать в школу и пообщаться с нашей группой. Вы не откажете мне?

– Я не ваш дрессированный навахо, – донесся ответ.

– Черт побери, я же к вам с уважением. И прошу вас о том же.

Повисло молчание, затем трейлер качнулся от движения внутри. Дверь приоткрылась.

– Ты друг Кита Дьюроки.

– Да.

– Тогда я тебя не уважаю.

Дверь закрылась. Расс приоткрыл ее. В трейлере была вонь и беспорядок холостяцкой берлоги.

– Мы приехали выслушать вас, – сказал Расс.

– Твоя дамочка смотрит на меня как на гремучую змею.

– Ее можно понять. Вы нам угрожаете, вы ворвались в школу.

– Но ты меня не боишься.

– Нет. Не боюсь.

Клайд поджал губы и кивнул своим мыслям.

– Ладно. Я покажу тебе, кто такой твой друг.

Он сунул ноги в сапоги, Расс ободряюще улыбнулся Фрэнсис. Судя по виду, она злилась за то, что по его милости вынуждена терпеть, но когда Клайд вышел из трейлера и повел Расса по песчаной дороге, она последовала за ними.

Короткая дорога оканчивалась каменистым утесом, смотрящим на разоренную равнину. Над угольным разрезом по-прежнему клубилась пыль, на близлежащих склонах ни листика, ни деревца – безводные, обглоданные дочиста. Клайд стоял у самого края утеса, у Расса от волнения сосало под ложечкой.

– Когда я на это смотрю, – сказал Клайд, – у меня такое чувство, будто я вижу, как белые насилуют мою мать.

– Да, жаль, – согласился Расс.

– Это священная земля, но в ней полно угля. Видишь дым? – Клайд указал на север. – Это электричество для ваших городов. Не для нас: на месе нет электричества.

– Вам нужно электричество?

Клайд оглянулся через плечо на Расса.

– Я не идиот.

– Я всего лишь пытаюсь понять. Что вам не нравится – угольный разрез или то, что у вас нет электричества?

– Мне не нравится совет племени. Твой друг считает, эта дыра – хорошее дело. Современная экономика, чувак. Надо договариваться с билагаана, это неизбежно, нам без них не прожить. Вот что говорит твой друг.

– Кит заботится о племени. То, что я здесь вижу, мне нравится не больше, чем вам, думаю, Киту оно тоже не нравится. Но надо же откуда-то брать деньги.

– Кит на это не смотрит. Он внизу, в Мэни-Фармс.

– Вы же знаете, ему нездоровится. На прошлой неделе он перенес инсульт.

Клайд пожал плечами.

– Пусть другие его жалеют. Он облапошил мою семью, и не только нас. Он отдал нашу землю в аренду на дерьмовых условиях. Нам причиталось вдвое, если не втрое больше денег. А рабочие места? Мои друзья сейчас вон там, глотают угольную пыль. Вот тебе новые навахо – мудаки из угольной компании “Пибоди”.

Фрэнсис слабо покачивала головой, и лицо ее не выражало ни страха, ни злости – лишь рассеянность, точно здесь очередная дверь, за которую ей заглядывать не хотелось, однако пришлось.

– Что Кит сделал вашей семье? – спросил Расс.

– У него было разрешение пасти скот на этом склоне. А у его жены было разрешение пасти скот на другой стороне холма. Та сторона никудышная – ты, наверное, и сам видел, когда ехал сюда, и мы это знали. Но эта сторона еще на что-то годилась. Кит уехал отсюда, продал разрешение нам, а через год – бац! – совет подписал договор с “Пибоди”. Он знал, что так будет, мы нет. У нас были здоровые стада, максимальное разрешенное поголовье, и посмотри теперь. Ты видишь здесь скотину?

Вокруг не было ни одного животного, ни даже ворона. Из угольного разреза доносился приглушенный гул.

– Шахта высасывает воду, – продолжал Клайд. – Даже если “Пибоди” ее завтра закроет, вода вернется только через двадцать лет. Думаешь, Кит этого не знал? Он читал договоры, а в договорах указаны права на воду. Он прекрасно понимал, что делает.

Рассу не хотелось в это верить: наверняка происходящему есть и другое объяснение. Но, если вдуматься, что он знает о Ките Дьюроки? Расс помнил, что восхищался Китом, помнил, как радовался, когда тот его принял, помнил, как гордился тем, что дружит с чистокровным навахо. Однако сейчас, под столбом пыли из шахты, он, как ни старался, не припоминал, чтобы Кит относился к нему с теплом, искренне интересовался им, питал к нему хоть какие-то чувства.

– Вот он, твой друг, – с горечью произнес Клайд. – Вот он, твой совет племени.

– Я сочувствую вам, – ответил Расс.

– Неужели? Знаешь “Сьерра-Клаб”[61]? Это те чокнутые билагаана, которые не дали властям затопить Большой каньон. Мы поехали к ним, чтобы они остановили эту разработку. Мы сказали, нам не нужна электростанция на священной земле, а они нам ответили то же, что и ты. Они сказали: “Мы вам сочувствуем”. И не сделали для нас ни черта. Они берегут только земли белых.