— Крику-то… — Павел бросил платок к ее ногам. — Целый день по лесу лазили. Откуда он у тебя? — повернулся он к сестре. — Опять в лес ходила? Узнаю, что снова там была, убью!

Ира попятилась — уж больно увесистые у брата пинки. И правда, пора ей домой бежать, пока ее в огонь не бросили.

Чуть отошла и… застыла от удивления.

Пожар, бегают люди, передают по цепочке ведра с водой, полыхает огромный костер. А через дорогу, как по другую сторону реальности, тихо и темно. На автобусной остановке стоит маленький мальчик, рядом с ним сидит большая серая собака… Отблески пламени еле освещали их.

Мальчик посмотрел на Иру и улыбнулся.

Ира испуганно подбежала к брату, вцепилась в его руку.

— Там! — показала она.

Но тамуже никого не было. Блики огня мелькали по пустой автобусной остановке.

— Что там? — рявкнул Павел. — Уходи отсюда!

— Я боюсь, — завыла Ира, прижимаясь к брату.

— Приехали! Здесь идти всего ничего.

Но Ира еще крепче обхватила руку Пашки.

— Темно, — всхлипнула она.

— Где же темно? Светло, как днем.

Пашка понял, что сестру просто так не отцепить, и озадаченно оглянулся. К месту пожара спешила баба Риша. На ходу она ахала, всплескивала руками и так бы и пробежала мимо, если бы Павел не окликнул ее.

— Боже мой, Павел, что творится-то?! — запричитала бабушка. — Ирины снова дома нет!

— Вот она.

Павел буквально стряхнул сестру на руки бабушке.

— Ирочка! А я-то перепугалась. Одного ребенка не уберегла, так и второй пропал!

— Я пошел, — крикнул Павел, скрываясь в толпе.

— Отчего загорелось? — спросила бабушка мельтешивших вокруг людей.

— А кто ж его знает? — крикнул мужик. — Говорят, короткое замыкание. А может, кто-то со спичками баловался? Теперь и не догадаешься.

— Все живы?

— Все. Как раз во дворе чай пили. В доме никого и не было.

— Ну, слава богу, — бабушка мелко перекрестилась и прижала к себе Иру. — Паша, — позвала она, заметив в толпе внука.

Он не отозвался.

Ночью Ира спала мало и плохо. Павел ходил туда-сюда, хлопал дверью, бабушка вздыхала за стенкой. Под утро пришла Наташка. Брат отправил Иру спать к сестре. На диван уложил всхлипывавшую даму сердца. У Иры сон пропал, когда она легла рядом с Катей. Она вслушивалась в слабое дыхание сестры, гадала: подействовала ее угроза на цыганку или нет?

А если Валя и правда ничего не может сделать и все зависит от Полозова? Что же это было за гадание такое, после которого человек умирает?

Все было непривычно, волнительно. Спокойная уверенность в завтрашнем дне испарилась, растаяла, как туман на рассвете. А что пришло вместо нее? Страх — не страх, волнение — не волнение… Нерешительность? Ощущение какой-то неправильности? Понимание того, что ты одна против чего-то огромного, что намного больше и сильнее тебя? И никто не поможет — ни бабушка, ни родители. Пашка? Этот мог бы, но не станет. У него свои печали… А главное — без Катьки!

Ладно, сама так сама.

Она сидела с ногами на кровати, вспоминала все, что Катька ей рассказывала о том неудачном походе за молоком. Ничего такого она и не говорила. Темная комната, двое шепчутся (это, конечно же, были председатель и цыганка), чадят свечи, сковородка какая-то, миска зачем-то, быстрые сбивчивые слова…

Да, противники у них подобрались, как на подбор, один к одному красавцы: колдунья-цыганка, председатель-оборотень, мальчик-лешак, Артур с братом, на которых время от времени «нападает» помутнение мозгов.

Мальчик и председатель больше всего волновали Иру. Полозову нужен платок. Ради него он готов пойти на все. Уж не из-за этого ли сгорел Наташкин дом? Она принесла в дом сумку, бросила ее, вышла во двор с родителями чаю попить — тут-то и загорелось.

Значит, угроза реальна, и председатель готов на все — убьет, сожжет, уничтожит. И не одного человека, а всю деревню. То он искал платок, а то из-за него сжигает целый дом. А может, все было наоборот? Он знал, что никакого платка в сумке нет, поэтому и сжег дом. От ярости.

Ира заворочалась. Как все страшно выходит! Во время войны Воронцовку сожгли. Вместе с людьми. Неужели это может произойти и с их деревней?

Она смотрела в темноту перед собой. И оттуда, из мрака, начали выходить страшные фигуры. То ей мерещилось, что из кухни вот-вот выглянет Пашка. То в окно скреблись.

В окно и правда поскреблись. Ира испуганно замерла. Звук повторился. Настойчивый. Как будто железным когтем водили по стеклу.

Ира приподнялась на кровати. Слышит ли это кто-то еще? Нет? Катя спит. За перегородкой похрапывает бабушка.

В окне появилась темная звериная морда. Уличный фонарь словно специально поярче осветил бурую шерсть, прижатые к черепу уши. Медведь распахнул пасть, и Ира не столько услышала, сколько поняла, что зверь ревет. Оглушительно громко. От такого крика должна вся деревня проснуться, а собаки давно бы уже сорвались с цепей. Но вокруг была все та же тишь. Сквозь нее, как проклятье, пробивался рык:

— Отдай платок мне! — ревел зверь. — Отдай! Порву! Мое!

Ира, даже не осознав этого, встала с кровати и подошла к окну. Зверь метался туда-сюда вдоль дома, привставал на задние лапы, заглядывал в комнату, опускал когтистую ладонь на стекло. Она была грязная, оставляла на стекле размытые коричневые следы. Похожие… похожие на кровь! И тут же Ира увидела, что возле крыльца кто-то лежит. Небольшой, в знакомой футболке и джинсах. Артур! Уткнулся лицом в ступеньку и не шевелится. Рядом с ним, согнувшись пополам, — старая цыганка. Цветная юбка и браслеты на откинутой в сторону руке. А на месте ее головы что-то темное, как будто раздавленное.

— Иди сюда! — рокочет медведь, скребясь о стекло. — Иди!

Дрожащими руками Ира опустила штору, попятилась.

Вдруг кто-то затопал в кухне. Тяжело, со вздохами.

Медведь?!

Там же Павел с Наташкой!

Ира пересекла комнату, замерла на пороге. Если зверь там, то Ира им ничем не поможет. Здесь же она еще может защитить бабушку и Катьку. Она бросилась к кровати, собираясь разбудить сестру. Но сестра уже не спала. Сидела, укутавшись в одеяло. В таком виде она казалась большой и неповоротливой.

— Привет! — улыбнулась Катька. От этой улыбки лицо ее повело в сторону. Оно начало вытягиваться, темнеть, обрастать шерстью. Катька перестала помещаться в одеяле. Сначала показался коричневый бок, вслед за ним высунулась звериная лапа.

Ира отпрянула, но было поздно. Медведь метнулся к ней, повалил на пол, наступил лапами на грудь, дыхнул гнилью.