— …подтверждением невиновности! — закончил за Дэна Александер.

— Именно так, — согласился Дэн. — И мне кажется, что вы вряд ли сможете обвинить человека в убийстве, если собираетесь арестовать…

— Я уловил ход ваших мыслей, господин адвокат, — устало кивнул Коннери. Он, казалось, уже собрался было уходить, но потом повернулся ко мне и проникновенным голосом спросил: — Джереми, почему бы вам не сказать нам, что вы сделали с девочкой?

— Господи, ну сколько можно повторять! Я уже говорил вам, что она ушла после той ссоры в Новом Орлеане. А теперь вы мне скажите…

— Это все, лейтенант, — вмешался Александер.

— Нет, я хочу знать! — настаивал я. — Неужели вы могли подумать, что я способен на такое?!

Тогда, снова открыв каталог, Коннери сунул мне в нос репродукцию картины из серии «Художник и натурщица», на которой я наотмашь бью Белинду.

— Джереми, может быть, чистосердечное признание принесет вам облегчение?

— Послушай, ты, сукин сын! — взорвался я. — Белинда жива! И как только она узнает, что здесь творится, то немедленно приедет, если, конечно, ее не испугает ваш поганый ордер! А теперь или арестуйте меня, или выметайтесь к черту из моего дома!

Коннери медленно поднялся, сунул каталог обратно в карман и произнес все тем же сочувственным тоном:

— Джереми, вы подозреваетесь в убийстве пропавшей Белинды Бланшар, и мне хотелось бы напомнить вам, что вы имеете право хранить молчание, вы имеете право на присутствие адвоката во время допроса и любое сказанное вами слово может быть использовано против вас, если вы сейчас же не заткнетесь!

Следующие несколько минут ничего особенного не происходило. Коннери наконец-то покинул мой дом, Дэн с Александером прошли на кухню, предложив мне присоединиться к ним, но я, совершенно обессиленный, снова рухнул в кресло.

Я поднял глаза и увидел, что Алекса с Джи-Джи в комнате уже не было, и на секунду меня охватила такая паника, какой я в жизни не испытывал.

Но потом рядом со мной возник Джи-Джи, который протянул мне чашечку кофе. Затем до меня донесся голос Алекса, беседовавшего на переднем крыльце с репортерами.

— Да-да. Мы уезжаем вместе. Джереми — мой самый близкий друг, и я знаю его уже сто лет. Мы познакомились в Новом Орлеане, когда он еще был мальчонкой в коротких штанишках. Самый милый человек из всех, кого я знаю.

Я поднялся, прошел в кабинет, выключил автоответчик и поставил новое сообщение:

«Это Джереми Уокер. Белинда, если ты слышишь меня, то я хочу, чтобы ты знала, родная, что я люблю тебя, но ты в опасности. Уже выписан ордер на твой арест, а за моим домом следят. Линия тоже, возможно, прослушивается. Береги себя, мое солнышко, и будь осторожна. Я узнаю твой голос из тысячи».

Во вторник уже к одиннадцати часам на экранах телевизоров мелькала фотография Белинды. Ее показывали буквально все телеканалы страны. Ордеры на арест были выданы в Нью-Йорке, Техасе, а также в Калифорнии. Еще одна большая фотография, сделанная во время пресс-конференции в Каннах, появилась на первых страницах вечерних выпусков всех газет от Нью-Йорка до Сан-Диего. А дядя Дэрил даже пообещал награду в пятьдесят тысяч долларов за любую информацию, которая может способствовать ее аресту.

Для освещавших это дело репортеров не было секретом, что в случае поимки девочки и самому Дэрилу не было гарантировано сохранение права опекунства над ней. Власти вполне могли арестовать Белинду. Иными словами, чтобы добраться до Белинды, Дэрилу пришлось вверить ее судьбу судебным органам.

И если она попадет в руки правосудия, то велика вероятность того, что ее приговорят к заключению в исправительном заведении до достижения ею даже не восемнадцати лет, а двадцати одного года.

Значит, Дэрил все же выполнил свою угрозу. Сделал из Белинды преступницу. И он продолжал поносить ее на всех углах, чернить в глазах любого, кто хотел его слушать. Более того, на основании информации, якобы полученной от «частных детективных агентств», он открыто заявлял, что «у нее нет никаких средств к существованию», что она «страдает наркотической и алкогольной зависимостью» и «ее организм медленно, но верно разрушается под действием наркотиков, которые она не могла не принимать в ее бытность в Гринвич-Виллидж в Нью-Йорке или в печально известном Хейте в Сан-Франциско».

Между тем все только и говорили, что о «пикантных» эпизодах «Конца игры». В Лос-Анджелесе одна запрещенная газета опубликовала кадры из фильма, а также фотографии моих картин. Сенсацию подхватили телестанции. В Вествуде, Лос-Анджелес, на следующий день должен был состояться показ «Конца игры».

Ситуация с угрожающими звонками резко обострилась. Каким-то образом специально выделенный номер моего телефона стал достоянием общественности. И теперь вторая линия тоже была перегружена. А во вторник вечером стали поступать звонки с угрозами не только в мой адрес, но и в адрес Белинды. «Что она о себе возомнила, эта маленькая сучка?! — шипела в трубку незнакомая женщина. — Надеюсь, когда ее найдут, то заставят наконец одеться!» И все в том же духе.

Причем в общественном сознании одинаково ярко горел как образ «малолетней искусительницы Белинды», так и образ «убиенной мною Белинды».

Информации, предоставленной полицейским управлением Сан-Франциско, так же как и Марти Морески, оказалось достаточно, чтобы заранее похоронить Белинду в могиле, выкопанной «странным художником» из Сан-Франциско.

«ТАК ЧТО, БЕЛИНДА ЖИВА ИЛИ УЖЕ МЕРТВА?» — кричал заголовок последнего выпуска «Сан-Франциско икзэминер». Представители полиции Сан-Франциско особо отметили, что в моей мастерской была обнаружена «тайная коллекция омерзительных и отвратительных картин», на которых изображены «насекомые и грызуны — явный плод больного воображения». Мой дом назвали «местом отдыха сумасшедшего». И помимо фотографий картин «Художник оплакивает Белинду» и первой из серии «Художник и натурщица» были приведены снимки предметов, изъятых полицией: «атрибуты» для Святого причастия, а также кожаные сапоги и стек.

В среду в утренних новостях показали Марти у здания управления полиции Лос-Анджелеса, где его допрашивали по поводу Белинды. Марти разразился гневной тирадой. В частности, он сказал, что «Бонни боится больше никогда не увидеть свою дочь живой и невредимой».

Что касается его внезапного отпуска, заставившего покинуть свою должность — кстати, с годовым окладом в два миллиона долларов — вице-президента, ответственного за телевизионную продукцию, то это никак не связано с внезапной отменой показа «Полета с шампанским», на самом деле анонсированного буквально накануне. И даже наоборот, Марти специально взял отпуск, чтобы целиком посвятить себя Бонни.

«Сперва мы просто хотели найти Белинду, — продолжал обрабатывать публику Марти. — Но теперь боимся столкнуться с ужасной правдой». И с этими словами он повернулся спиной к камерам и разрыдался.