Он остановился, внезапно повернулся справа налево и склонилголову набок. Казалось, он все тот же быстрый и гибкий смертный. Онприслушивался.

– Все поняли, что вы здесь, – объяснил он, – но неволнуйтесь, они не посмеют войти в эту комнату. Они подчиняются дисциплине. Онизнают, что я им не позволю.

Я тоже прислушался, и его слова подтвердились. По всемуогромному дому смертные ощущали мое присутствие. Среди жителей попадалисьтелепаты. А многие обладали необычайно острым слухом.

Но я не обнаружил присутствия сверхъестественных чудес. Нинамека на «отступника», описанного в письме.

Но и ни следа враждебности. Тем не менее я отметил, чтопоблизости находится окно, и, обнаружив, что оно зарешечено, но открыто ивпускает в зал ночной воздух, подумал, смогу ли я при необходимости быстросломать решетку. Наверное, смогу, решил я. На самом деле я не испытывал страхаперед Таламаской, потому что она, по-видимому, не испытывала страха передо мнойи беспечно открыла мне двери.

– Садитесь же, Мариус! – пригласил Рэймонд и потянулменя к огромному камину. Я старался скрывать озабоченность при взгляде на егоисхудавшие беспомощные руки или худые плечи. Я вознес хвалу богам за то, чтопришел сегодня и застал его живым.

Он подозвал сонного мальчика, не отходившего от двери.

– Эдгар, будь добр, принеси огня, разожги камин. Мариус,простите меня, – обратился он ко мне, – но я совсем замерз. Вы непротив? Я понимаю, что с вами произошло.

– Нет-нет, я вовсе не против, Рэймонд, – возразиля. – Не могу же я из-за того несчастья вечно бояться огня. Я не толькоисцелился, я стал сильнее прежнего. Такая вот загадка. А вы, сколько вам лет?Скажите мне, Рэймонд, я не могу угадать.

– Восемьдесят, Мариус, – улыбнулся он. – Вы незнаете, как я мечтал, что вы приедете ко мне. Мне столько нужно было вамрассказать! Я не смел писать в письме.

– И правильно сделали, – ответил я, – ибо письмобыло прочитано посторонним, кто знает, что могло бы произойти? Но вышло так,что получивший послание священник мало что смог разобрать. Однако я всепонимаю.

Он сделал движение по направлению к двери. В комнатунемедленно вошли двое молодых людей, и я определил, что они принадлежат к числупростолюдинов, как и Эдгар, деловито занимающийся огнем. Над каминной доскойкрасовались вырезанные из камня горгульи. Мне они понравились.

– Два кресла, – сказал Рэймонд юношам. – Давайтепобеседуем. Присядем, и я все расскажу.

– Почему вы так щедры ко мне, Рэймонд? – спросил я. Мнеочень хотелось успокоить его, унять волнение. Но он ободряюще улыбнулся мне,взял под локоть и направил к расставленным у очага деревянным креслам, и японял, что мое утешение здесь не требуется.

– Я просто очень разволновался, старый друг, – сказалон. – Не стоит обо мне беспокоиться. Садитесь же. Вам достаточно удобно?

Кресла, как и прочие предметы обстановки, покрывала резьба,а подлокотники были выполнены в форме львиных лап. Я нашел их не толькокрасивыми, но и удобными. Я поглядел на многочисленные полки с книгами и вновьзадумался, почему все библиотеки оказывают на меня одновременно успокоительноеи искусительное воздействие. Я подумал о книгах сожженных и книгах потерянных.

Да будет ваша Таламаска надежным хранилищем книг, пожелал я.

– Я несколько десятков лет провел в каменных стенах, –приглушенно ответил я. – Мне вполне удобно. Вы не отошлете мальчиков?

– Да-да, конечно, позвольте им только принести мне теплоговина, – сказал он. – Мне оно необходимо.

– Непременно, и корю себя за невнимательность, –отвечал я.

Мы сидели лицом друг к другу, в камине разгорались,потрескивая, дубовые дрова, источая дивный аромат и тепло, приятное, признаюсь,даже для меня.

Один из мальчиков принес Рэймонду красный бархатный халат,облачившись в который он уже не казался таким хрупким. Его лицо сияло, щекиприобрели настоящий розовый оттенок, и я легко узнавал черты старого знакомого.

– Друг мог, на случай, если между нами что-нибудьпроизойдет, – сказал он, – позвольте сообщить, что она не изменяетстарым привычкам и по-прежнему переезжает по Европе из города в город. Ноникогда не заглядывает в Англию; думаю, им не хочется пересекать море, хотя,вопреки фольклору, не сомневаюсь, что они способны преодолевать водныепреграды.

Я рассмеялся.

– Так говорит фольклор? Что мы не можем преодолевать водныепреграды? Чепуха! – Мне хотелось рассказать больше, но засомневался, мудроли поступаю.

По-видимому, он не заметил моих колебаний и продолжал:

– В последние несколько десятилетий она путешествует подименем маркизы де Мальврие, а ее спутник называет себя маркизом того же рода,хотя при дворе чаще появляется она, чем он. Их видели в России, в Баварии, вСаксонии – в странах, где в почете старинные церемонии. Похоже, им периодическитребуется посещать придворные балы и пышные католические обряды. Но незабывайте, что все эти сведения я собрал из самых разных источников. Я ни в чемдо конца не уверен.

Рядом с ним на невысокий столик поставили теплое вино. Онподнял чашу. Его руки дрожали. Он сделал глоток.

– Но как к вам поступают эти отчеты? – завороженноспросил я. Вне всякого сомнения, он говорил правду. Но я не переставал слышать,что многочисленные обитатели дома в тишине ожидают какого-то призыва.

– Не обращайте внимания, – сказал он. – Что онимогут вынести из этой аудиенции? Все они верные члены ордена. Возвращаясь квашим вопросам, мы иногда путешествуем под видом священников, чтобы собратьинформацию о тех, кого называем вампирами. Мы наводим справки о таинственныхсмертях. И получаем данные, бессмысленные для остальных, но важные для нас.

– Понятно. И вы записываете имена, когда их называют вРоссии, Саксонии и Баварии.

– Именно так. Я же назвал фамилию – де Мальврие. Они питаютк ней особую слабость. Я должен еще кое-что добавить.

– Прошу вас.

– Несколько раз мы находили на стенах церквей надпись«Пандора».

– Вот как! – сказал я, отчаянно пытаясь скрытьнахлынувшие чувства. – Она хочет, чтобы я ее нашел. – Я сделалпаузу. – Мне тяжело говорить. Не уверен, что ее сопровождающему вообщеизвестно это имя. Как же тяжело! Но почему вы мне помогаете?

– Клянусь собственной жизнью, не знаю, – ответилон. – Разве что я верю в вас.