полиэтиленовый мешок, в котором лежали некоторые детали найденного самолета, тщательно вымытые и вычищенные, приготовленные для экспертизы.

Школа замерла в ожидании результатов.

ОГЛЯНИТЕСЬ ВПЕРЕД…

В тот роковой день Лиля Литвяк в составе шестерки Яков возвращалась домой. Как вспоминает бывший командир эскадрильи Дамнин, они долго елозили над Матвеевым курганом, прикрывая наши войска, а потом, проверив время, он дал команду разворачиваться и уходить. В этот момент из облаков, со стороны солнца, выскочили «мессеры». Их было штук десять, они, вероятно, «поддежуривали», а бензина у наших было ровно столько, чтобы дотянуть до базы и «плюхом» садиться на землю. По этой причине Дамнин решил боя не принимать, тем более что заметил еще одну армаду, уже с другой стороны — примерно из двадцати «мессершмиттов». Резко бросив машину вниз, Дамнин выскочил из кольца и пошел, не оглядываясь, домой, уверенный в том, что остальные последуют его примеру. Только на аэродроме он узнал, что Литвяк не вернулась — единственная из всей шестерки.

Надо же такому случиться, что буквально за день до этого в полк прилетел на «дугласенке» командующий Восьмой воздушной армией генерал Хрюкин и, словно предчувствуя беду, сказал комэску: «Запомни, Дамнин, если вернешься без Лили, сверну голову!» Генерал был решительным человеком, и Дамнин в тот же день заменил молодого летчика, который был у Лили ведомым и уже не раз оставлял ее без прикрытия, на парня крепкого, не из трусливых — то ли младшего лейтенанта Табунова, то ли сержанта Евдокимова, Дамнин сегодня уже запамятовал. Факт тот, что на Матвеев курган Лиля повела другого летчика, и этот другой, вернувшись, сказал, что все случилось так быстро и неожиданно, что он как-то сразу потерял Лилю, и куда она девалась, не знает. Правда, ему почудилось, что какой-то сумасшедший Як пошел навстречу армаде, но он не поверил своим глазам и поспешил вслед за комэском.

Был еще один свидетель несчастья — летчик Борисенко, Герой Советского Союза, который описывает ситуацию иначе: никаких армад он не заметил, а просто вынырнул из облаков шальной «мессершмитт», дал очередь по ближайшему Яку, оказавшемуся неприкрытым, прошил ему хвост и тут же смылся. Як был Лилин, она мгновенно бросилась к «мессеру», во всяком случае, у Борисенко сложилось такое впечатление, потому что Лиля исчезла в том направлении, куда удирал фашист. Круто развернувшись, Борисенко устремился за ней, прошел насквозь огромное облако, потом огляделся и ничего не увидел: ни Лилиного самолета, целого или подожженного, ни ее парашюта, ни подлого «мессера». Горючего оставались слезы, и он вернулся домой, надеясь, что с Лилей все обошлось. По мнению Борисенко, взять ее в открытом бою никто не мог, а только «поддежурить» и сбить так, как сбили: из-за угла.

Вот, собственно, и вся история Лилиной гибели.

Тридцать пять лет прошло с тех пор — срок немалый. А время, как известно, обладает странной способностью не только стирать из памяти одни подробности, но и добавлять другие. Где истина, где легенда — понять становится все труднее, и, вероятно, лишь здравый смысл может быть компасом в лабиринте давно минувших событий.

Что же подсказывает здравый смысл читателю? Погибла Лиля в донецком небе или, быть может, «живой и невредимой» угодила в немецкий плен?

Впрочем, я, кажется, поторопился с этим вопросом.

Как мы уже знаем, в конце лета 1977 года, после раскопок в Романовой балке, Валентина Ивановна Ващенко, сложив в полиэтиленовый мешок обломки самолета, выехала в Москву для встречи с экспертами: если они скажут, что ребятами найден истребитель — это машина Лили Литвяк, но если скажут, что штурмовик — значит, останки пилота принадлежат какой-то другой белокурой летчице, имя которой надо устанавливать.

Школа, написал я, замерла в ожидании.

Но чего, позвольте спросить, ждали ребята? Получится истребитель — и можно вздохнуть с облегчением: стало быть, Лиля лежит в земле, прочь подозрения? Окажется штурмовик — ну что ж, возможен и плен, чего не бывает? Соответственно воздержимся от решения вопроса: хороший она человек или не очень? Так?

Нет, не так. Я и сейчас бы мог одной фразой сказать, чем кончилась экспертиза, однако из уважения к читателю повременю, чтобы дать ему достойную возможность выработать свое отношение к Лиле Литвяк, даже если предположить, что она попала в плен — поскольку мы давно уже поняли, что это обстоятельство ни в коей степени не умаляет героической сути человека — а в зависимости от прожитой ею жизни, тем более что жизнь Лили была у всех на виду. Я полагаю, таким образом, что жизнь человека — это довод, а экспертиза, как выразился один мальчишка из «РВС» — это всего лишь «полуфинал».

Пока Валентина Ивановна находилась в Москве, ребята занимались не менее важным делом: составляли официальный документ, названный ими «Исторической справкой на младшего лейтенанта Литвяк Лилию Владимировну». В этом документе одни только факты: родилась 18 августа 1922 года, поступила в Московский аэроклуб в 1936 году, закончила в 1938-м, затем были курсы геологов, участие в экспедиции на Крайний Север, потом Херсонская школа пилотов, работа инструктором в родном аэроклубе, войну начала службой в женском истребительном авиаполку, сформированном Мариной Расковой, потом был фронт, два ранения, двенадцать сбитых фашистов, ордена, медали. Все.

Добавлю к сказанному некоторые подробности, которые, конечно же, известны ребятам, но в документ войти не могли.

Первый самостоятельный полет в аэроклубе Лиля совершила в возрасте четырнадцати лет. Второй раз она поднялась в воздух, посадив в кабину восьмилетнего брата Юрия, убежденного в том, что ему оказана великая честь, хотя на самом деле он был нужен Лиле для центровки самолета — вместо песка. Ну и характер! Ей следовало родиться парнем. В пять лет она мечтала о капитанском мостике: чтобы в руках штурвал, чтоб непременно буря, гром, молния или, на крайний случай, проливной дождь. Играя с братом, ставила жесткие условия: ты будешь девчонкой, а я мальчишкой. Он соглашался и, говорит, досоглашался до того, что Лиля превратилась в летчика, а он до сих пор преподает композицию и дирижерское искусство.

К началу войны ей удалось выпустить в общей сложности сорок пять курсантов. Это были крепкие и красивые ребята, которые, глядя на маленькую, хрупкую зеленоглазую инструкторшу, с сожалением констатировали: «Не, не баба!» — Лиля была строга, бескомпромиссна, к тому же могла «послать». То обстоятельство, что она хохотушка, прекрасная танцорка, любительница оперетты — «Я цыганский барон, я в цыганку влюблен!..» — в расчет не бралось, потому что не разрушало целостности ее характера.

Существует версия о том, как Лиля прорвалась на фронт, — версия совершенно фантастическая, и тем не менее я