что представить сложно, – высказался Бречкин. Многим до сих пор не по себе от таких слов из уст неуравновешенного и беспринципного Леши.

– Вы спросили, парни, почему я пошел на такой риск? – решил ответить я. – Потому что так правильно. Потому что по-пацански это. Потому что в настоящей, сплоченной, непобедимой команде, которую мы строим, такой жест – в порядке вещей. А я, скорее, человек из другого мира. Мира, что я хотел перенести в нашу действительность. Может, даже навязать вам. Мира, что уже давно в прошлом. Мира, в котором люди еще имеют хоть каплю чести и достоинства. Ни в коем случае не безразличия. Мира, в котором люди способны даже в ущерб самому себе выручить другого человека и ничего при этом не попросить взамен. Думаю, это самый главный урок, который я хотел бы донести до каждого из вас. Чтобы вы стали не только отличными хоккеистами, но и достойными людьми.

– Не убавить, не прибавить.

– Не судите меня строго, пацаны. Это от чистого сердца. Я никогда не был троллем и предателем. Я за дело, когда оно благородное и правильное.

– Мы это поняли.

– Тебе бы в следователи.

– Нет, детей учить.

– Лучше уж в мэрии сидеть.

– Погодите. Мы еще с вами не закончили. Рано расслабились.

– Надо же, захочешь тебя забыть – ни хуя не выйдет, – усмехнулся Смурин.

– Вот стану тренером или спортивным директором – вот тогда держитесь у меня, – с улыбкой погрозил пальцем я.

Все пожимали мне руки, обнимали, хлопали по спине и плечам. Теперь уж точно: искренне, по-свойски, без притворства, заслуженно. Эх, сколько ж я пережил, чтоб приблизить этот момент. Остается надеяться, что в следующий раз они хорошенько подумают, прежде чем идти наперекор режиму. Никто и предположить не мог, что рядовой выезд перевернет парадигму моих отношений с хоккеистами. И не только – я и сам кардинально изменился (да и много кто еще). А вот в какую сторону, время покажет.

– Спасибо, мужики. Не представляете, как это важно для меня.

– Если что, обращайся сразу же. Поможем всегда. Каждый из нас.

– Идите есть. Поназаказывали всего – остынет же. А дальше нас с вами ждут великие дела, – я отправил всех доедать заказанное в кафе. Рад был несказанно.

Такую сцену явно не одобрит Виталий Николаевич. Подумает, что я переметнулся, сговорился с хоккерами и буду теперь его дискредитировать. Я не предполагал, что Степанчук все видел издалека. Такое никак не входило в его планы. У него теперь два пути: жестоко приструнить меня либо просто выгнать. Во время обратной дороги он обязательно поразмыслит над этим.

После ужина до отправления оставалась парочка свободных минут. Хоккеисты дружно стояли своими компаниями и болтали.

– Гляди, чего продали, – Брадобреев тихонечко подошел к Митяеву и показал бутылки пива. Павлик традиционно прятал под полами куртки.

– Спрячь сейчас же. Ты неисправим, дурик, – оглянулся Митяев.

– Самое то в дорогу.

– А сиги младенцам там тоже продают?

– Могу спросить. А тебе зачем?

– Отличный пас ты сегодня выдал Митяеву, Пашка, – от моих слов откуда-то сзади Брадобреев чуть не выронил заветные бутылки. – Повезло же оказаться в нужном месте и в нужное время.

– Хорошему игроку всегда везет, – заверил Павлик и решил тихонечко перенести купленное в автобус.

Поодаль Иван Пирогов подошел к загруженному мыслями Никите Зеленцову:

– Пашка тут прикупил кое-чего. Поэтому, как поедем, я подсяду к тебе, наскребу немного пивка и чипсов. А ты расскажешь мне все, что тебя гложет.

– Но…

– И не отнекивайся.

– На то уйдет вечность, Ваня.

– Поездка только началась, – заверил друга Пирогов.

– Отлично сегодня стоял, Пирожок! – крикнули киперу сзади.

Митяев тем временем развернулся ко мне, раскинув руки:

– Братишка, ты сегодня всех порвал.

– Нет, твой сокрушительный удар этой речью был посильнее, – ответил я.

– Ну это же правда.

– Не спорю. Идейным вдохновителем выступил, конечно же, ты…

Сеня кивнул.

– …А еще мне известно, что именно ты – главный организатор всей ночной свистопляски.

– А ты умный сукин сын, Елизаров.

– Поражаюсь, как ты не заметил этого ранее. Так вот: не будь ты моим другом, вы бы не жрали сейчас картошку фри.

– Я уже и поблагодарил, и извинился.

– Но понял ли ты смысл? А остальные его поняли?

Митяев замешкался с ответом.

– Знаешь, Сеня, что светит, но не греет? Пять лет строгача.

– Смеешься? Мы на столько не набрали. Ты же все разрулил. Что, нас даже искать не станут?

– Думаю, что нет. А если и хватятся, то мы уже будем далеко отсюда. Вы ввязались в опасную игру, в которой куча всяких фигурантов, отчего у ментов сейчас есть дела поважнее. Знаешь, иногда нам кажется, что мы вершим историю и мир вращается вокруг нас. Но на самом деле мы всего лишь песчинки в бескрайней пустыне случайностей и совпадений. Так же и здесь: органы замучаются распутывать клубок, что образовался прошлой ночью – уйдут месяцы, чтобы разобраться.

Арсений улыбнулся и легонечко ударил меня в грудь:

– Типа хорошо то, что хорошо кончается? Мы еще и выиграли после такой бурной ночки. Что же нам еще по силам?

– Лучше не проверять, – насторожился я.

«Видимо, у «Мечела» была пьянка похуже, – прикинул я. – Хотя куда еще хуже?»

– То, что вы сделали, нехорошо. Даже аморально.

– Ты просто не умеешь расслабляться.

– Арс, мы же это с тобой уже обсуждали.

– Душнила!

– А вот, что я тебе скажу: вся проблема нашего мира в том, что он наказывает за ошибки вместо того, чтоб награждать за блестящие достижения. Однажды любая ошибка может стать фатальной. А если вдруг ты…

– Стоп! Завязывай. Рот на замок. Опять эта твоя забота?

– Мне просто хочется, чтобы ты достиг успеха. Разве не к этому ты стремишься с самого детства?

Митяеву внезапно вспомнился сон-воспоминание. Зима. Воскресенье. Каток. Отец. Форвард решил отшутиться:

– Получился ведь занятный выезд, согласись? О таком в твоих учебниках не пишут. Ученье – свет, а жизнь дороже.

«Дневник свой, что ли, почитать? Хотя нет, с меня достаточно сумасшедших историй», – я сжал в руках ежедневник, глядя на неугомонного нарушителя спокойствия. Что мне еще нужно сказать в школе, чтобы ему вместо двоек в журнал дали задание (еще какой-нибудь конспектик написать).

– Все спросить хотел. Что у тебя в этой книжечке?

– Это мой дневник.

– Школьный, что ли?

– Нет, личный.

– И ты туда типа все фиксируешь?

– Ага. Чувствую, что его явно не хватит для событий последних дней.

Что бы случилось, если б я не попал на этот выезд?

– Ума не приложу, как тебе вообще интересно возиться со всем этим?

– Не возись