– И ты на это согласна? – спрашивает у нее Кассий, раздумывая над нашим предложением.

– Вообще-то, это была моя идея. Ты не виноват в том, что произошло, Кассий. Я жестоко с тобой обошлась, и мне очень жаль. Прости меня. Я знаю, что ты хотел отомстить Дэрроу и мне…

– Нет! Я никогда не желал тебе зла!

– …но ты уже много раз видел, к чему приводит жажда мести, – поморщившись, продолжает Мустанг. – Тебе должно быть ясно, что за человек Октавия и каков из себя мой брат. Ты виноват лишь в том, что пытался защитить свою семью, и не заслуживаешь того, чтобы умереть здесь.

– Ты правда хочешь, чтобы я вышел отсюда?

– Я хочу, чтобы ты остался в живых, – отвечает она. – Уходи и больше не возвращайся.

– Но куда мне идти? – недоумевает он.

– Куда-нибудь подальше отсюда.

Кассий нервно сглатывает, совершенно растерявшись. Он не просто пытается осознать, что велят ему честь и долг, а силится представить себе мир без Виргинии. Знаю, ему сейчас ужасно одиноко, несмотря на обещание свободы. Жизнь без любви хуже, чем любая тюрьма. Однако Кассий кивает – не мне, а Виргинии – и, облизнув пересохшие губы, произносит:

– Памятью моего отца и Юлиана клянусь не поднимать оружия против любого из вас. Если вы отпустите меня, я уйду. И никогда не вернусь.

– Трус! – вопит Антония, колотя в дюростекло камеры. – Ах ты, презренный извивающийся червяк!

– Решать все равно тебе. – Я толкаю в бок Севро.

– К черту! – говорит он, дергая себя за козлиную бородку. – Будем надеяться, что вы правы, придурки!

Севро залезает в карман, достает оттуда магнитную карту-ключ и с громким щелчком отпирает дверь камеры Кассия.

– В запасном ангаре на этом уровне тебя ожидает челнок, – ровным голосом произносит Мустанг. – Ему дано разрешение на вылет, но нужно идти прямо сейчас.

– Прямо сейчас – это значит сейчас, засранец! – добавляет Севро.

– Да они тебе в спину выстрелят! – орет Антония. – Ах ты, изменник!

Кассий неуверенно берется за дверную ручку, словно боясь, что на самом деле камера заперта и мы от души посмеемся над ним, лишив той надежды, которую только что подарили. Но набирается решимости, толкает дверь, и она распахивается. Кассий выходит к нам в коридор и протягивает руки, ожидая, что мы наденем на него наручники.

– Свободен, чувак, – говорит Севро, барабаня пальцами по оранжевому контейнеру, – но сначала залезай сюда, и мы тебя вывезем незаметно.

– Хорошо, – отзывается он, оборачивается ко мне и протягивает ладонь. – Прощай, Дэрроу!

– Удачи, Кассий! – отвечаю я, пожимая ему руку и чувствуя, что нас связывает странное родство.

Потом Кассий делает шаг к Виргинии, хочет обнять ее, но она намерена ограничиться рукопожатием, не теряя самообладания даже в такой момент. Он качает головой, отступает и произносит:

– Луна навсегда останется в наших сердцах!

– Прощай, Кассий!

– Прощай…

Кассий подходит к контейнеру и заглядывает в него. Некоторое время он стоит в нерешительности, как будто хочет что-то сказать Севро или еще раз поблагодарить его.

– Я не уверен в правоте твоего отца, но он был храбрым человеком, – тихо говорит золотой и протягивает Севро руку. – Мне жаль, что сегодня его нет с вами.

Севро бешено моргает, и я вижу, как в нем закипает ненависть. Все эти игры в благородство даются ему тяжело: он никогда не отличался особым мягкосердечием. Но мой друг делает усилие над собой. Они жмут друг другу руки, но что-то здесь не так… Кассий его не отпускает, и выражение его лица вдруг становится ледяным. Он поворачивается так быстро, что я не успеваю остановить его, дергает Севро на себя, перекидывает его через бедро и зажимает под мышкой – это не сложно сделать при их разнице в росте. Со стороны их движения кажутся танцем. Кассий стремительно выхватывает пистолет из висящей на поясе у Севро кобуры. Мой друг спотыкается, пытается отнять оружие, но уже поздно. Беллона отталкивает противника и встает у него за спиной, прижав к позвоночнику дуло бластера.

– Дэрроу… – шепчет Севро, глядя на меня огромными от страха глазами.

– Кассий, нет! – кричу я.

– Это мой долг.

– Кассий! – Мустанг выходит вперед и протягивает к Беллона дрожащие руки. – Ведь он спас тебе жизнь! Прошу тебя!

– На колени! – приказывает нам Кассий. – На колени, черт побери!

Мне кажется, будто я снова, покачиваясь, стою на краю бездны и смотрю в непроглядную тьму. Тьма шепчет мне на ухо, что вот-вот поглотит меня. До лезвия не дотянуться, Кассий пристрелит меня прежде, чем я успею выхватить его. Мустанг встает на колени и делает мне знак последовать ее примеру. Я молча подчиняюсь.

– Убей его! – вопит Антония. – Пристрели этого ублюдка!

– Кассий, послушай меня… – умоляю его я, но он даже не смотрит в мою сторону.

– Я сказал – на колени! – кричит он Севро.

– На колени? – дерзко улыбается Севро, и в его глазах загорается безумный огонек. – Вот ведь золотой идиот! Ты забыл о первом правиле упырей: никогда не сдаваться!

Севро выхватывает лезвие, спрятанное в правом рукаве, пытается нанести удар с разворота, но он двигается слишком медленно, и Кассий успевает выстрелить. Разряд попадает в плечо и отбрасывает Севро в сторону. Бронежилет не выдерживает, на металлическую стену брызжет кровь. Севро идет вперед, глядя на Кассия бешеными глазами.

– За золотых! – шепчет Кассий и делает шесть выстрелов в упор прямо в грудь Севро.

Из груди Севро вырывается фонтан крови, и капли попадают мне на лицо. Ноги у него подкашиваются, и он роняет лезвие, а потом падает на колени, хватая ртом воздух от болевого шока. Бросаюсь к нему, несмотря на то что Кассий держит меня на прицеле. Севро растерянно трогает свою грудь. Изо рта стекают струйки крови. Она толчками выходит из пробоин на бронежилете, которые я тщетно пытаюсь зажать руками. Он кашляет кровью прямо на меня, отчаянно пытаясь встать на ноги. Хочет, как всегда, посмеяться над происходящим, но ничего не получается. У упыря номер два трясутся руки, сбивается дыхание, зрачки расширяются от охватившего его дикого, глубинного, первобытного страха.

– Не умирай, – совершенно потеряв голову, кричу я, – не умирай, Севро! Прошу тебя! Держись! Севро! – повторяю я, поднимая его на руки.

Его колотит дрожь, и вдруг он замирает. Не сказав ничего на прощание, ни о чем не попросив, не взглянув нам в глаза напоследок, он просто перестает шевелиться. Тело его истекает кровью. Пульс постепенно пропадает. По моему лицу ручьями льются слезы, а Антония начинает хохотать.

Я кричу.

Меня ужасает зло, затопившее наш мир.