Меншиков, едва звук каблуков перестал доноситься из-за двери. — На тебя работает боярышня!

— Она работает на себя, — усмехнулся я, внося уточнение. — У нас с ней просто немного совпали интересы.

Меншиков кивнул и хотел тоже засобираться, но мне пришлось остановить этого резвого горячего парня.

— Не кидайся на Распутина, — произнес я.

Максим рухнул обратно в кресло и посмотрел на меня с непередаваемым выражением лица.

— Поясню, — продолжил я, прежде чем у княжича не сорвало чеку от возмущения. — Если ты сейчас рванешь ломать Распутину ноги, это будет выглядеть в глазах общественности, как приступ ПТСР у пацана после горячей точки.

Меньшиков полыхнул глазами:

— Он наговорил тут на войну родов, — объявил Максим, — не то что на поломанные ноги.

— А ты эту запись в широкое радиовещание хочешь запустить? — удивился я. — Чтобы все думали, что ты сейчас беззащитен и тебя можно легко устранить? Или, что в твоем положении еще хуже, если на тебя действительно насядут со всех сторон, придется обращаться за помощью к отцу.

При слове «отец» у парня дернулась щека.

— Войну родов тоже, вроде бы, объявляют главы после одобрения Его Величества, — продолжил я, видя, что Меншиков уже не спешит убивать Распутина самолично. — Уверен, что хочешь, чтобы все это грязное бельишко стало достоянием общественности?

— И что же ты предлагаешь? — спросил он.

— Я предлагаю двигаться снизу вверх. Этот Темников, он же в любом случае попробует тебя зацепить? Даже если сейчас вдруг кто-то сломает Распутина, Темников останется на своей позиции, — пояснил я. — Тебе нужна обратно твоя свора шакалов?

Меншиков скривился.

— Нужна, конечно, — ответил он, чуть наклонив голову. — Это же политика.

— Тогда тебе в любом случае придется начать с него. Что он из себя представляет? Сильный противник?

— Щегол, — презрительно фыркнул Максим. — Много шума, мало сути.

— Давай смоделируем, как это будет происходить, — предложил я. — Со дня на день ты будешь спокойно идти по коридору университета, возможно, даже не один, а в компании остатков твоей фракции или, что еще хуже, с Марией. И вот ты идешь, беседуешь о философах позапрошлого века…

— У меня факультет предпринимательства, — поправил меня Меншиков.

— Без разницы, — отмахнулся я. — Идешь, беседуешь о своем предпринимательстве, как на тебя буквально натыкается кто-то. И натыкается так, что трость твоя от неожиданности усвистывает в другой конец коридора. И вот что ты вынужден будешь делать?

По мрачному выражению лица было очевидно, что будет бить наглеца долго и с чувством.

— Вот возьмешь нахала за грудки, встряхнешь разок-другой, и тут нарисуется Темников, — продолжил увещевания я. — Примется тебя изящно смешивать с дерьмом, как вы, аристократы, это виртуозно умеете. Ты попробуешь ответить словесно, конечно, но ты изначально в более слабой позиции: достойной поддержки нет, а если будет присутствовать Мария, тем более придется опираться не на слова, а на голую силу. Что останется?

— Вызвать Темникова на дуэль, — скрипнул зубами Максим.

— Верно, — кивнул я. — Ты вызываешь, он выбирает оружие. Я ж ничего не путаю в ваших этикетах?

— Все так, — недовольно ответил Максим.

— У него право выбора оружия, и он выбирает… Догадаешься, что, м? Револьверы! Потому что у тебя еще период реабилитации, ты малоподвижен. И вообще, в тебя даже Ермаков попал, че уж здоровому либералу промахнуться!

Меншиков сидел с каменным выражением мрачной задумчивости на лице. Очень было жалко парня, но пришлось добить:

— Ты сможешь победить в такой дуэли? — уточнил я.

— Естественно, — презрительно скривил губы Максим.

— Ты уверен? — с нажимом спросил я. — У твоей репутации не будет шанса переиграть эту дуэль еще раз. Я Дантеса смешал с говном в прямом смысле этого слова.

— Я — не Дантес, а Темников — не ты, — сухо проговорил Меншиков.

— Рискуешь, — заметил я.

— Рискую, — не стал спорить Меншиков. — Но в этой ситуации по-другому никак не разыграть.

— Ты можешь выставить вместо себя более опытного бойца, — заметил я.

Меншиков усмехнулся.

— Я понимаю, к чему ты клонишь, Александр, — сказал он. — Я могу заменить себя другим бойцом, но если я выставлю тебя, это значит, что ты входишь в мой ближний круг. А ты — имперец. Понимаешь проблему или нужно объяснить?

Да, с таким делегированием дуэли она потеряет всякий смысл. Это будет все равно что Меншиков-младший открыто заявит о смене своей политической ориентации.

— Что ж, в таком случае рискуй, — резюмировал я.

Рискуй и постарайся выйти победителем, стойкий оловянный солдатик.

Императорский Московский Университет, Александр Мирный

Слух о том, что Меншиков вызвал Темникова, облетел университет со скоростью света. С тех пор, как мой клуб открыл двери для боев левых и правых, выяснение отношений на учебных полигонах сократилось на несколько порядков.

А тут такое шоу!

Левые бьются с левыми, да еще и из-за чего? Из-за власти над кучкой мечущихся крыс! Правые развлекались по полной, смеясь над этой ситуацией. Так что на зрительские места полигона набилось довольно много студентов, жаждущих посмотреть, кто же встанет у левого руля. Ну и учитывая вольный пересказ беседы этих двух господ, всем было интересно узнать, как же их рассудит сила.

Мне, честно сказать, тоже.

От нашей компании посмотреть на дуэль пошли я, Ермаков и Нарышкина. С Нарышкиной все понятно — трепетная невеста, со мной тоже — простолюдин глазеет на дуэль аристократов. Ермаков же просто изображал вежливый интерес к исходу дуэли. Но на самом деле каждый из нас болел за Максима, как бы странно для нашей компании это ни звучало.

И вот смотритель рявкнул: «БОЙ!», и дуэль началась.

Пожалуй, это был самый короткий и скучный бой, который я видел. Противники вскинули оружие, бах-бах-бах и… Темников падает тряпичной куклой на промерзший песок.

— Ах! — сдавленно пискнула Мария.

— Не вздумай падать в обморок, — едва слышно пригрозил ей Ермаков. — Нам ловить тебя не положено, а он доковылять не успеет.

Нарышкина надула губки и решительно зашагала к своему жениху.

— Что скажешь? — негромко спросил у меня Ермаков.

— Скажу, что Макс весьма искусен в огнестрелах, — так же негромко ответил я. — А еще, что он стал отправной точкой изменений в политике.

— Похоже на то, — задумчиво проговорил Ермаков.

Я же почувствовал на себе чей-то ну очень недовольный взгляд. И без труда нашел, кто же так на меня смотрит.

Распутин глядел на меня через весь полигон, и я весьма недружелюбно ему улыбнулся.

Он знает, что я знаю, что он знает. Знает и боится.

Москва, частный особняк, Григорий Распутин

— Ты идиот! — орал мужчина, не стесняясь в выражениях. — Ты полный кретин!

Его сын даже не пытался изображать раскаяние или чувство вины. Нет, он сидел и смотрел на отца с видом превосходства бога над простыми смертными.