Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я, монсеньор? – сказал д’Артаньян. – А почему бы?
– Вы пожимаете плечами.
– Это у меня такая привычка, когда я говорю с самим собой, монсеньор.
– Значит, вы одобряете?
– Я не одобряю и не осуждаю, монсеньор; я только жду ваших приказаний.
– Хорошо. Итак, я остановил свой выбор на вас. Я вам поручаю отвезти короля и королеву в Сен-Жермен.
«Ловкий плут!» – подумал д’Артаньян.
– Вы видите, – продолжал Мазарини, видя бесстрастие д’Артаньяна, – как я вам уже говорил, в ваших руках будет судьба государства.
– Да, монсеньор, и я чувствую всю ответственность такого поручения.
– Но все же вы принимаете его?
– Я согласен на все.
– Вы считаете это дело возможным?
– Все возможно.
– Могут на вас напасть дорогой?
– Весьма вероятно.
– Как же вы поступите в этом случае?
– Я пробьюсь сквозь ряды нападающих.
– А если не пробьетесь?
– В таком случае – тем хуже для них: я пройду по их трупам.
– И вы доставите короля и королеву здравыми и невредимыми в Сен-Жермен?
– Да.
– Вы ручаетесь жизнью?
– Ручаюсь.
– Вы герой, мой дорогой! – сказал Мазарини, с восхищением глядя на мушкетера.
Д’Артаньян улыбнулся.
– А я? – спросил Мазарини после минутного молчания, пристально глядя на д’Артаньяна.
– Что, монсеньор?
– Если я тоже захочу уехать?
– Это будет труднее.
– Почему так?
– Ваше преосвященство могут узнать.
– Даже в этом костюме? – сказал Мазарини.
И он сдернул с кресла плащ, прикрывавший полный костюм всадника, светло-серый с красным, весь расшитый серебром.
– Если ваше преосвященство переоденетесь, тогда будет легче.
– А! – промолвил Мазарини, вздохнув свободнее.
– Но вам придется сделать то, что, как вы недавно говорили, вы сделали бы на нашем месте.
– Что такое?
– Кричать: «Долой Мазарини!»
– Я буду кричать.
– По-французски, на чистом французском языке, монсеньор. Остерегайтесь плохого произношения. В Сицилии убили шесть тысяч анжуйцев за то, что они плохо говорили по-итальянски. Смотрите, чтобы французы не отплатили вам за сицилийскую вечерню.
– Я постараюсь.
– На улице много вооруженных людей, – продолжал д’Артаньян, – уверены ли вы, что никто не знает о намерении королевы?
Мазарини задумался.
– Для изменника, монсеньор, ваше предложение было бы как нельзя более на руку; все можно было бы объяснить случайным нападением.
Мазарини вздрогнул; но он рассудил, что человек, собирающийся предать, не станет предупреждать об этом.
– Потому-то, – живо ответил он, – я и доверяюсь не первому встречному, а избрал себе в проводники именно вас.
– Так вы не едете вместе с королевой?
– Нет, – сказал Мазарини.
– Значит, позже.
– Нет, – снова ответил Мазарини.
– А! – сказал д’Артаньян, начиная понимать.
– Да, у меня свои планы: уезжая вместе с королевой, я только увеличиваю опасность ее положения; если я уеду после королевы, ее отъезд угрожает мне большими опасностями. К тому же, когда королевская семья очутится вне опасности, обо мне могут позабыть: великие мира сего неблагодарны.
– Это правда, – сказал д’Артаньян, невольно бросая взгляд на алмаз королевы, блестевший на руке Мазарини.
Мазарини заметил этот взгляд и тихонько повернул свой перстень алмазом вниз.
– И я хочу, – прибавил Мазарини с тонкой улыбкой, – помешать им быть неблагодарными в отношении меня.
– Закон христианского милосердия, – сказал д’Артаньян, – предписывает нам не вводить ближнего в соблазн.
– Вот именно потому я и хочу уехать раньше их, – добавил Мазарини.
Д’Артаньян улыбнулся: он слишком хорошо знал итальянское лукавство.
Мазарини заметил его улыбку и воспользовался моментом:
– Итак, вы начнете с того, что поможете мне выбраться из Парижа, не так ли, дорогой д’Артаньян?
– Трудная задача, монсеньор! – сказал д’Артаньян, принимая свой прежний серьезный вид.
– Но, – сказал Мазарини, внимательно следя за каждым движением лица д’Артаньяна, – вы не делали таких оговорок, когда дело шло о короле и королеве.
– Король и королева – мои повелители, монсеньор, – ответил мушкетер. – Моя жизнь принадлежит им. Если они ее требуют, мне нечего возразить.
«Это правда, – пробормотал Мазарини. – Твоя жизнь мне не принадлежит, и мне следует купить ее у тебя, не так ли?»
И с глубоким вздохом он начал поворачивать перстень алмазом наружу.
Д’Артаньян улыбнулся.
Эти два человека сходились в одном – в лукавстве. Если бы они так же сходились в мужестве, один под руководством другого совершил бы великие дела.
– Вы, конечно, понимаете, – сказал Мазарини, – что если я требую от вас этой услуги, то собираюсь и отблагодарить за нее.
– Только собираетесь, ваше преосвященство? – спросил д’Артаньян.
– Смотрите, любезный д’Артаньян, – сказал Мазарини, снимая перстень с пальца, – вот алмаз, который был когда-то вашим. Справедливость требует, чтобы я его вам вернул: возьмите его, умоляю.
Д’Артаньян не заставил Мазарини повторять; он взял перстень, посмотрел, прежний ли в нем камень, и, убедившись в чистоте его воды, надел его себе на палец с несказанным удовольствием.
– Я очень дорожил им, – сказал Мазарини, провожая камень взглядом, – но все равно, я отдаю его вам с большой радостью.
– А я, монсеньор, принимаю его с не меньшей радостью. Теперь поговорим о ваших делах. Вы хотите уехать раньше всех?
– Да, хотел бы.
– В котором часу?
– В десять.
– А королева, когда она поедет?
– В полночь.
– Тогда это возможно: сначала я вывезу вас, а затем, когда вы будете вне города, вернусь за королевой.
– Превосходно. Но как же мне выбраться из Парижа?
– Предоставьте это мне.
– Даю вам полную власть, возьмите конвой, какой найдете нужным.
Д’Артаньян покачал головой.
– Мне кажется, это самое надежное средство, – сказал Мазарини.