удовольствуюсь теми бликами света, которые пробиваются сквозь шелестящие листья, а солнцу предоставлю светить прямо в лицо тому, кто жаждет полностью ослепнуть!

21. Вот почему, отец Енос, я и не хочу того, чего желаешь ты, поскольку мои глаза мне дороже, чем понимание в вещах, которые ведь, в сущности, никогда не возможно понять полностью, и потому — несолоно хлебавши — от имени всех я говорю аминь».

22. Между Каинаном и Малелеилом также завязался тихий разговор, и вот о чем они говорили.

23. Малелеил: «Как ты полагаешь, Каинан, доберемся ли мы сегодня до дома? Дети Вечерней местности лежат безмолвно, как камни на матушке-земле, да и нам после поистине невероятной речи Асмаила приходится ничуть не лучше. Даже дорогой добрый Енох, как мне кажется, тоже немало смущен!»

24. Каинан: «Если тебе что-то ведомо, скажи, если же нет, поступай подобно мне, также ничего не ведающему. Совершенно очевидно, что Асмаил знает больше, чем мы с тобой! Но что проку проповедовать глухим и показывать слепым?! Ты ведь помнишь мой сон. Он был весьма необычным, и я добросовестно пересказал со всей точностью все, что видел. Но ни Сиф, ни все остальные не смогли после этого сказать мне ровным счетом ничего, равно как и я сам ничего не мог сказать самому себе! Тогда я подумал: до этого я не знал ничего, и сейчас я тоже ничего не знаю, и впредь не буду знать ничего. И смотри, меня это вполне устраивает!»

25. Малелеил: «Если уж ты, прекрасный оратор, речи которого не отличить от речей Асмаила, говоришь о себе такое, что же тогда скажу о себе я, чей язык неповоротлив, о чем тебе лучше всех известно?! Однако сейчас, посреди этого всеобщего безмолвия моя безучастность начинает меня понемногу покидать. Ведь если в скором времени не придет решение свыше, о отец, я говорю тебе, тогда здесь, в Западной местности, мы уж точно встретим вечер, а то и полночь, которая, — по крайней мере, духовно, — кажется, не так уж и далека от нас!»

26. Каинан: «Оставим это! Если действительно придется здесь заночевать, то земля из-за этого не зачервивеет, и твердь не станет водой. Господь лучше всех знает, почему Он уготовил нашим хлопотливым языкам небольшую передышку! Я же всегда говорю: лучше действовать, чем постоянно говорить и давать наставления. И хотя очень люблю слушать прекрасные речи и наставления, — но поистине верно: в нашем путешествии их было предостаточно, так что усвоить все это уже невозможно, а речь Асмаила вообще подобна камню: чтобы его переварить непременно потребуется еще немного покоя! Посему давай оставим все это и помолчим! Аминь».

Глава 87. Ева дает наставления Сифу

1. Сиф же, заметив, как дети потихоньку переговариваются между собой, подумал: «Воистину, всех их охватило сомнение, и они пребывают в полной растерянности! О, как бы я хотел помочь им, если бы мне это было дано! Но что же Енох, почему он так долго молчит?!

2. Да и бедная мать Ева, по-видимому, тоже в душе сильно переживает за всех нас и наверняка оплакивает в своем сердце нашу общую неразумность!

3. Что, если я незаметно обращусь к ней и спрошу, как она себя чувствует?

4. Кто знает, не таит ли она, безмолвно сострадая, в своем сердце какой-нибудь яркой искорки, которая, попади она в нашу тьму, оказала бы неоценимую услугу?!

5. И потому была не была! Ибо хуже, чем сейчас, все равно не будет, так как мы, по моему мнению, тщетно мучаемся тут в полном неведении, и ни одна капелька прохладной росы ни с земли, ни с пылающих небес, не освежает наши томящиеся души!

6. И Сиф обратился к матери Еве, говоря: «Возлюбленная мать, ты выглядишь такой грустной! О, скажи мне, какая тайная печаль гложет твою душу?!

7. Смотри, речь Асмаила поразила всех нас тройной тьмой, и, как ты видишь, мы не можем самостоятельно выбраться из этого затруднительного положения. Однако все, что Господь искривляет, Он непременно снова выправит в час, который Ему будет угоден. Посему, если печаль тяготит тебя, утешь свое сердце в любви Господа! Если же у тебя есть хоть какая-то ясность относительно этого угнетающего всех нас затруднения, не прячь ее слишком глубоко в своем сердце, ибо в непроглядной ночной тьме, когда небо затянуто черными тучами, даже крошечная искорка может усладить жаждущие света глаза блуждающего путника!

8. О мать, это говорит тебе твой любимый сын Сиф. Открой же глаза, открой сердце, и позволь ему вкратце услышать о твоей печали, а при возможности — и воспринять искорку ясности свыше! Аминь».

9. Ева же тотчас строго ответила Сифу: «Дорогой сын, данный мне Богом вместо Авеля, смотри, по тому безмолвному покою, в котором я пребываю, ты, пожалуй, вполне можешь заметить, что углубившаяся в себя мать всех живущих людей земли не имеет веских причин на то, чтобы ее сердце прыгало от радости, особенно когда ей приходится видеть, что даже ее любимец приближается к ней скорее с лукавым, нежели с искренним сердцем!

10. Сиф, мой возлюбленный сын, почему ты спросил меня о самочувствии, когда ведь тебя волновала лишь эта искорка?

11. Или же ты полагаешь, что лишенная злого умысла хитрость — это добродетель мудрости?

12. О Сиф, в этом ты глубоко заблуждаешься! Смотри, именно искренность — что в сердце, то и на устах и что на устах, то и в сердце — является основой всей мудрости! Чего ты желаешь, о том и проси, а что тебе противно, того избегай, дабы ты мог искренне любить Бога как втайне, так и перед всем миром, и тогда в твоем сердце никогда не наступят ни вечер, ни полночь!

13. Смотри, тебе дана мудрость, почему же ты не пошел прямым путем?

14. Надуманные фразы и высокопарные слова, коими человек хотел бы показать другому, что необычайно силен, всегда громко возвещают о его слабости, и прямодушный уже издалека видит, как юлит тот, кто желает выглядеть сильным. И потому, дорогой Сиф, откажись от своей изворотливости и ходи перед Богом и детьми прямыми путями, и ты никогда не будешь страдать от недостатка света!

15. Вдумайся: когда ты рисуешь круг, самая удаленная точка на его линии — как раз