— Никто не знает. А как нашел — расскажу, да и останется оно нашей маленькой тайной, — попросил Александр, сдерживая смех. — Что вы тут такое едите? Позвольте присоединиться. Не пропитания ради, а токмо лишь из любопытства. А я к вам с вестями и новостями.

Он присел напротив них у костра, наклонился к котелку, понюхал пары, пожал плечами.

— Ничего особенного, — сказал он. — Варангский отвар.

— Ты из Киева только что? — спросил Хелье.

— Нет. То есть, и из Киева тоже. Но после Киева был Любеч. Такая дыра, скажу я вам. Не знаю, зачем Ярославу понадобилось там жить. Но он там теперь живет. И просил передать привет.

— Что ж, передай и ты ему наш привет, — сказал Хелье.

— Ты в ближайшее время сможешь это сделать сам.

— Любеч — это крепость вверх по Днепру, да?

— Именно. И из Киева тоже вам привет передают.

— Кто? — спросил Хелье, суеверно не решаясь спросить.

— Да вот, видишь ли, есть у меня в Киеве один знакомый шарлатан. Людей лечит. Больше, конечно, мозги им заговаривает, но ведь это тоже не мало. Давеча довелось мне с ним встретиться, и рассказал он мне, как принесли к нему солидного мужчину с двумя ранениями, коего обнаружили какие-то смерды, проживающие в невежестве неподалеку от реки Буча. И что-то мне такое подумалось, по описанию. И спросил я, где резидентствует сей муж. И пошел его проведать. Оказалось — знакомый.

— Гостемил? — спросил Хелье тихо.

— Потомок древнего рода трясение по членам имел из-за горячки. Но выздоравливает. И поведал он мне кое-что. Я — обратно к шарлатану, спрашиваю, не лечил ли кто из его коллег еще кого-нибудь, привезенного от Бучи. Он подумал и говорит — не помню. Но потом вспомнил, что некий грек, еще больший шарлатан, ездил месяц назад в те края, и тоже какое-то ранение было. Ну, мало ли что, другой на моем месте пожал бы плечами, но я что-то такое… подумал… да и Гостемил кое-что рассказал. В общем, нашел я этого грека и, сам будучи частично греком, не проявил должного уважения ни к его профессии, ни к нему самому. И выведал у него все, что требовалось. Он упомянул монастырь, а неподалеку от Бучи в этих краях всего один этот монастырь и есть.

Хелье вздохнул счастливо. Радость переполняла его.

— Молодец Гостемил, — сказал он. — Какой молодец, а! Хочу его видеть.

— Это можно, — заверил его Александр. — Но не сейчас. Позднее.

— Почему?

— Видишь ли, друг мой… — Александр замялся.

— Тебе сейчас нельзя показываться в Киеве, — заметила Эржбета.

— Вот, — подтвердил Александр. — Видишь, женщины всегда видят самое главное во всем, только не каждый раз о том говорят, а по большей части говорят всякие глупости.

— Как там кузина моя? — спросила Эржбета.

— Кузина? А кто это, твоя кузина?

Эржбета промолчала.

— Но ведь, — возразил Хелье, — если мне в Киеве опасно, то каково же Гостемилу.

— Гостемилу, надо сказать, было бы еще опаснее, если бы не одно пикантное обстоятельство. Как оказалось, у него, Гостемила нашего, имеется в Киеве покровитель. Тайный, но очень могущественный.

— Это ты о ком? Это ты, что ли?

— Я-то? У тебя слишком хорошее мнение о моих весьма скромных возможностях, друг мой Хелье. Нет, нет, самый настоящий, с большим влиянием, покровитель. За Гостемилом ухаживает лучший киевский шарлатан, уж я докладывал. Состояние желудка Гостемила после ранения деликатное весьма, грубая пища ему нынче не подходит, посему у него служит лучший повар. Дом Гостемила убирается, моется и чистится двумя дородными тетками, очень работящими. А чтобы кому не пришло в голову свершить в доме этом негодяйство и повредить хозяину, у входа самый настоящий ратник устраивает проверку, спрашивая — кто ты, какого звания, и почему, и не идти ли тебе лучше своею дорогою. Кто бы мог подумать!

Зашло солнце. Эржбета с помощью Хелье перебралась во времянку и там уснула. Хелье снова вышел на воздух. Александр еще некоторое время рассказывал о киевских новостях. Автор крамольной былины о полоцких событиях был взят под стражу — не за былину, разумеется, это было бы мелко, но за драку в каком-то кроге и оскорбление болярина, и провел под стражей две недели, пока родственники его не продали все его имущество, не доложили своих денег, и не заплатили виру. Легкие осенние шапки с декоративным околышем снова вошли в моду. Дир командует дружиной.

Хелье вытаращил глаза.

— Какой дружиной?

— Малой ростовской. В войске Святополка. Друг твой нынче в большой милости, от Святополка не отходит, важные поручения выполняет.

— Так это…

— Нет, Гостемилу покровительствует не он. Подумаешь — вояка, подумаешь — правая рука Святополка. Конечно, не правая рука, а так, главный охранник. Но не как Добрыня был при Владимире, а попроще. Теперь вот что, Хелье, — сказал Александр, понижая голос. — Ярослав хочет тебя видеть. Уж не знаю, зачем это ему! Но хочет. И даже грамоту прислал. Вот.

Александр вынул из-за пазухи грамоту.

— Я не умею по-славянски читать.

— А вдруг? Может, это только по первости кажется, что не умеешь, а на самом деле очень даже? Ты попробуй.

— Да не умею я!

— А все-таки.

Хелье взял грамоту и повернул ее к свету костра. Писано было по-шведски, красивым, ровным почерком. Официальное приглашение на прием. Хмм.

— А зачем я ему?

— Это уж ты сам у него выясни.

— А когда?

— А когда хочешь. Но не советую откладывать. Я еду теперь в Киев. Не передать ли чего Гостемилу?

— А жена твоя где?

Александр хмыкнул.

— Все-то тебе знать надо. Ладно. Тогда начистоту. Что у тебя было с моей женой? Говори не таясь, зла я ни на кого не держу, это не в моих привычках.

— Ничего.

— Неправда. То есть, в Киеве ничего не было, это точно. А вот в Сигтуне, возможно, было.

— У нас с ней родились две дочери.

Александр чуть не поперхнулся, но быстро спохватился.

— Какие дочери, что ты плетешь!.. А. Понимаю. Шутим. Ладно. Когда я ее встретил, у нее никого не было, за это поручусь. Была в ней тайна…

Знаем, что это за тайна, подумал Хелье. А только не ее это тайна. Амулет ей дал я. Но зачем разочаровывать Александра? Человек он неплохой, обстоятельный.

— Ну, я пойду, пожалуй, — сказал Александр. — К полуночи бы в Киев успеть. А жены моей в Киеве нынче нет. Едет она в края теплые, и через неделю рассчитываю я ее догнать. Эх!

Он хлопнул Хелье по плечу.

— О Ярославе все-таки подумай. И вот что, Хелье. Об этом месте кроме меня действительно никто не знает. Но сменить его тебе пора. Можешь прямо возле Любеча обосноваться, а можешь еще где нибудь. Об одном прошу — если переселишься, дай мне как-нибудь знать. Оставь записку у меня дома, у Швелы, Швела передаст, найдет способ.