Гуннар подумал о том, что гофшталмейстер на самом деле над ним был никоим образом не начальник. Не имел права ни приказывать ему, Гуннару Нильхедену, ни даже так вот отчитывать его в своём кабинете. Правду сказать, для того, чтобы вспомнить об этом, потребовалось усилие. Йон фон Шёльдебранд не зря был генералом; аура власти от него исходила такая, что поневоле хотелось встать навытяжку (что, как Гуннар заметил краешком глаза, и сделал рослый, отважный, самостоятельный Бенгт). Нильхеден выдавил вежливую улыбку:

– Взаимоотношения господина Полякова с российским законом меня никогда не интересовали. Это его личное дело.

– Значит, поинтересуетесь прямо сейчас!

В голосе королевского конюшего звенел ледяной металл. Очки Гуннара начали необъяснимо запотевать, он вдруг вспомнил, что фон Шёльдебранд был сопредседателем международной ассоциации драйвинга, президентом клуба любителей конного поло… и спортивных титулов имел не перечесть – то есть если такой человек СКАЖЕТ, его очень даже УСЛЫШАТ. По всему конному миру…

– Несколько месяцев тому назад, – продолжал гофшталмейстер, – вы просматривали фотографии лошадей, привезённые Поляковым, и ваше внимание привлёк снимок жеребца по кличке «Заказ». И вы предложили русскому довольно крупную сумму за то, чтобы он любым способом добыл его вам, хотя пометка на фотографии ясно говорила, что лошадь не продаётся. Нелегальный провоз коня через границу вы пообещали взять на себя…

Ах, лесное озеро, таившее в своей глубине осколок древнего ледника!.. И почему Поляков спьяну не утонул в нём, вывалившись из бани? В несчастном случае с иностранцем тоже, конечно, хорошего мало, но его пережить было бы легче. Бенгт не то чтобы обернулся к Гуннару, просто скосил глаза, но во взгляде спортсмена было неподдельное изумление.

– У меня, – облизнул губы Нильхеден, – есть в наличии бумаги, свидетельствующие, что я возил в Санкт-Петербург принадлежащего лично мне коня по кличке «Сирокко»… для которого мой русский партнёр нашёл покупателя… К сожалению, при транспортировке у животного случились колики, и сделка не состоялась. Да, мы с Бенгтом немного слукавили, заявив Сирокко как спортивную лошадь. Но ветпаспорт и прочие документы…

– Коня по кличке «Сирокко», – перебил гофшталмейстер, – в природе не существует. Финско-российскую границу пересёк чистокровный Файерпафф Дрэгон. Его вам в Финляндии отдал якобы для вашей также несуществующей дочери господин Сиптусталми, владелец приюта, где раньше жил этот конь. После пересечения границы вы прогнали старое животное в лес, заменив его жеребцом Заказом, которого привёз в условленное место Поляков…

Он сделал паузу, ожидая возмущения и возражений, но Гуннар молчал, только над губой проступили капельки пота. Уши Бенгта наливались малиновой краской. Он был слишком занят подготовкой к соревнованиям и никаким посторонним «Сирокко» не поинтересовался. А в Петербург хотел-таки поехать с коневозом, чтобы неотлучно быть при питомице, Слипонз Фари, да Нильхеден отговорил – лети, мол, на самолёте, тебе для выступлений силы беречь…

Голос бывшего генерала заставил вздрогнуть обоих:

– А когда в Санкт-Петербурге коня случайно опознал его жокей, Поляков с вашего ведома нанял двоих костоломов, чтобы вправили парню мозги. В итоге гориллы перестарались, и дело завершилось убийством. А теперь вы ещё и…

– Я не знал, – кое-как выговорил Гуннар. – Это ложь. Я ничего не знал о бандитах…

– Не лгите, Нильхеден. Русские детективы побывали в кафе, где вы несколько раз встречались с партнёром, и оказалось, что официантка, краем уха слышавшая ваш разговор, понимает английский. Вы действительно не подстрекали к убийству, но то, что Поляков не остановится перед насилием и жокея постараются изувечить, знали наверняка! А теперь ещё и прилагаете все силы к тому, чтобы не возвратить русским коня, задержанного в Финляндии! Между тем у нас есть данные генетической экспертизы и фотографии очень известного журналиста, снимавшего жеребца Заказа после скачек в России. По моей просьбе он съездил в Финляндию и заснял там вашего якобы Сирокко. Компьютерный анализ показал, что на снимках изображено одно и то же животное!

Это был финиш. Нильхеден с неожиданной трезвой чёткостью подумал, что арест ему, видимо, всё-таки не грозит; в ином случае не королевский конюший говорил бы с ним у себя в кабинете, а полицейские в участке. Но тем не менее это был финиш. После которого о лошадях «породы нильхеден» в королевском выезде и под седлом у ведущих спортсменов остаётся забыть. Как и о том, что многие из этих самых спортсменов с ним здоровались за руку. Разве вот только сменить имя и начать всё полностью заново. Где-нибудь не ближе Австралии…

– Русские, по счастью, не требуют вашей головы, им нужен лишь конь, – вновь услышал он резкий голос генерала фон Шёльдебранда. – И вы его отдадите, Нильхеден. Иначе… Нет, я вам не собираюсь грозить, но шведский конный спорт завоевал в мире определённый авторитет, и никто не станет говорить про нас, будто мы не брезгуем иметь дело с подонками. И вот ещё что. Я бы на вашем месте сегодня же помчался в Финляндию, поставил палатку в леваде, где гуляет Заказ, и сидел там с ружьём. На тот случай, чтобы немедленно застрелиться, если конь вдруг простудится, или сломает ногу, или, Боже сохрани, умрёт от каких-нибудь непонятных причин. Вам всё ясно?.. – Нильхеден механически кивнул. – Честь имею!..

Двое мужчин молча повернулись, как на плацу, и вышли из кабинета. Когда за ними закрылась бесшумная дверь, фон Шёльдебранд отвернулся к окошку и, постояв немного с закрытыми глазами, потёр ладонью лицо. Он был уже немолодым человеком, и этот разговор дался ему нелегко. В правом плече проснулась застарелая боль, и голова продолжала гудеть, несмотря на массаж. Гофшталмейстер включил на полную мощность кондиционер и тоже вышел из кабинета. По ту сторону коридора была комната, где сидел его секретарь. И секретарь, и весёлая рыжеволосая Сара при появлении шефа почтительно поднялись.

– Кофе мне сварите, пожалуйста, – попросил Йон.

Секретарь был, как и его начальник, немолод. И притом хромоног. Юная Сара бросилась к кофеварке так, словно безобидный прибор был внезапно взбунтовавшейся лошадью. Йон устало опустился на подоконник и стал смотреть во двор.

Бизнесмен есть бизнесмен – они с Бенгтом ещё спускались по лестнице, а Гуннар Нильхеден уже обсчитывал дальнейшие варианты. Итак, точки над «i» были расставлены. Русского партнёра придётся заменить новым, но это-то не проблема, хуже то, что сделка, на которую он возлагал такие надежды, не состоялась, и двадцать тысяч долларов ему навряд ли вернут. Но если подумать, это тоже дело поправимое. Он ещё сорок гонцов зашлёт на конный завод, где будет находиться ZAKAZ. На предмет его замороженной спермы… Конечно, не от своего имени… А фон Шёльдебранд не вечно будет сидеть в гофшталмейстерском кабинете. И как знать! Может, настанет ещё день, когда…

Да, но вот с Бенгтом как быть?.. Ему-то рот не зашьёшь…

Йон видел, как Йоханссон и Нильхеден вышли из-под арки на солнечный свет. Их никто не провожал – изнутри калитка отпиралась нажатием кнопки. Спортсмен, так и не произнёсший ни слова у конюшего в кабинете, шагал упрямо набычившись и глубоко засунув в карманы сжатые кулаки. Нильхеден что-то объяснял ему, страстно размахивая руками и забегая вперёд, чтобы видеть лицо. Возле угла, за которым уже были ворота, Бенгту всё это наконец надоело. Он внезапно остановился и, развернувшись к Нильхедену… по-прежнему молча въехал ему по физиономии кулаком. Его с детства занимали лишь лошади, никакому боксу и прочему членовредительству он в жизни не обучался, но парень был крепкий – удар вышел что надо. Очки Гуннара сверкнули золотой оправой и, упав на размолотый гравий, засияли, как два поддельных бриллианта. Рядом шлёпнулась папка с никому не нужными фотографиями. Нильхеден сидел на земле и пытался до неё дотянуться, зажимая другой рукой хлюпающий кровью нос. Бенгт ушёл за угол, не оглянувшись. Щёлкнула, открываясь и закрываясь, калитка…