– Без подъемных в рай не попадешь, дорогуша.

Он не стал спорить. Пошарив в карманах, нашел бумажник. Глаза девицы алчно загорелись. Фернандито вынул пачку купюр и отдал ей, не считая.

– У меня больше нет. Этого хватит?

Проститутка положила деньги на столик и посмотрел ему в лицо с хорошо разыгранной нежностью.

– Я Матильда, но можешь называть меня, как тебе заблагорассудится.

– Как обычно вас называют?

– По-разному. Шалавой, шлюхой, сукой, именем жены или матери… Однажды совестливый семинарист окрестил меня mater. Я подумала, что он оговорился и хотел сказать «сортир», но оказалось, это слово означает «мама» по-латыни.

– А я Фернандо, хотя все зовут меня Фернандито.

– Признайся, Фернандо, ты когда-нибудь был с женщиной?

Он слабо кивнул. Плохой признак.

– Знаешь, что делать?

– Вообще-то, я только хотел недолго посидеть тут. Нам не обязательно что-либо делать.

Матильда нахмурилась. Извращенцы хуже всех. Решив исправить положение, она расстегнула пряжку ремня у него на поясе и попробовала спустить брюки. Фернандито остановил ее.

– Не бойся, солнышко.

– Вас, Матильда, я не боюсь.

Она прекратила попытки раздеть его и спросила:

– За тобой следят?

Он кивнул.

– Ясно. Полиция?

– Похоже, да.

Матильда встала с колен и села с ним рядом.

– Ты точно ничего не хочешь?

– Только переждать тут некоторое время. Если не возражаете.

– Я тебе не нравлюсь?

– Вы очень привлекательны.

Она тихо рассмеялась:

– У тебя есть любимая девушка?

Фернандито не ответил.

– Есть, точно. Ну же, скажи, как зовут твою невесту?

– Она мне не невеста.

Матильда внимательно смотрела на него.

– Ее имя – Алисия, – произнес он.

– Я уверена, что умею гораздо больше, чем твоя Алисия.

Фернандито подумал, что не представляет, что умеет или не умеет Алисия, и вовсе не из-за недостатка воображения. Матильда наблюдала за ним. Она легла на спину и взяла его за руку. Приглядевшись к ней в свете тусклой лампочки, придававшей ее коже желтоватый оттенок, Фернандито сообразил, что Матильда была намного моложе, чем ему показалось вначале, и старше него на четыре-пять лет.

– Если хочешь, я могу научить, как приласкать девушку.

– Я знаю, как это делается, – пробормотал он.

– Мужчины понятия не имеют, как нужно ласкать девушку, дорогуша. Поверь мне. Даже у самого опытного пальцы не лучше кукурузных початков. Давай-ка, ложись рядом.

Фернандито одолевали сомнения.

– Раздень меня. Не торопись. Чем медленнее ты раздеваешь девушку, тем быстрее ты ее покоришь. Представь, что на моем месте Алисия. Наверняка я на нее даже немного похожа.

«Как яйцо на каштан», – подумал он. Но, несмотря на очевидное несоответствие, перед глазами возник образ Алисии, лежавшей перед ним на ложе, запрокинув руки за голову. Фернандито стиснул кулаки, чтобы унять дрожь.

– Алисия ни о чем не узнает. Я сохраню тайну. Давай же.

19

В глубине закоулка, в том месте, где улица Оспиталь теряла свое умиротворяющее название, утопая в тени, возвышалось мрачное здание. Казалось, лучи солнца никогда не касались его стен. Железные ворота преграждали вход, и не было ни одной надписи или таблички, объяснявшей, что находилось внутри. Полицейская машина остановилась около этого дома. Варгас и Линарес вышли из салона.

– Этот горемыка все еще служит тут? – спросил Варгас.

– Сомневаюсь, что предложения сменить место работы сыплются на него дождем, – отозвался Линарес, нажимая кнопку звонка.

Минуту они ждали, когда откроется дверь. Офицеров встретил тяжелым немигающим взглядом персонаж непривлекательной наружности, пропустивший их в здание с хмурым выражением лица.

– Я думал, вы умерли, – заявил он вместо приветствия, узнав Варгаса.

– Я тоже вспоминал о вас, Браулио.

Ветераны, давно служившие в полиции, хорошо знали Браулио, человечка с продубленной формалином кожей и неровной походкой. Он исполнял обязанности курьера, помощника патологоанатома и штатного привидения. По донесениям сплетников, Браулио обитал в подвале морга, творчески приспосабливая к своим нуждам ветошь и рухлядь. Он старился, прикрываясь периной, кишевшей клопами, и донашивая единственную смену одежды, которая была на нем, когда Браулио в шестнадцать лет поступил в мертвецкий покой при весьма трагических обстоятельствах.

– Доктор ждет вас.

Варгас с Линаресом последовали за ним по длинным, пропитанным сыростью и затянутым зеленоватым мороком коридорам, которые уводили в глубину здания. Черная легенда гласила, что Браулио привезли в морг тридцать лет назад после несчастного случая: у рынка Сан-Антонио его переехал трамвай, когда он улепетывал с места преступления – неудавшейся кражи тощей курицы или, по другой версии, узелка с нижним бельем. Водитель забиравшей его «скорой помощи», увидев месиво из костей, а также руки и ноги, вывернутые под немыслимым углом, сразу объявил пострадавшего мертвым. Погрузив тело в машину, как мешок с мусором, санитар сначала остановился в сомнительном заведении на улице Комерсио. И лишь пропустив стаканчик с приятелем, он сподобился доставить обезображенный комок окровавленной плоти в морг, принадлежавший полицейскому управлению в Равале, – только потому, что ехать до него было намного ближе, чем до морга больницы. Едва патологоанатом-стажер примерился воткнуть в тело скальпель и сделать разрез, как покойник широко распахнул глаза и мгновенно ожил. Журналисты преподнесли происшествие как чудо, сотворенное национальной системой здравоохранения. История получила широкое освещение в местной прессе: была середина лета, и газеты охотно писали о курьезных случаях и разных пустяках, чтобы взбодрить публику во время мертвого сезона отпусков. «Несчастный чудом возродился на пороге смерти», – сообщали «Всемирные новости» на первой странице.

Известность и слава Браулио оказались скоротечными, что вполне соответствовало легкомысленным веяниям времени. Вдобавок стало известно о воистину безобразной наружности потерпевшего, который страдал еще и хроническим вздутием живота, потому что его толстый кишечник был перевит наподобие косички. И читателям ничего не оставалось, кроме как поскорее забыть о нем, вновь обратив пристальное внимание на жизнь шансонеток и звезд футбола. Несчастный Браулио, вкусив сладость славы, тяжело пережил возвращение в унизительную безвестность. Он надумал покончить с собой, объевшись пончиками после Великого поста. Однако в тот момент, когда из-за жесточайшего приступа колита вследствие обжорства Браулио восседал на унитазе, его постигло озарение. Он увидел свет и понял, что Господь в тайных своих замыслах определил ему жизнь в глубокой тени, обслуживая rigor mortis и все, что этому явлению сопутствовало.