«Посмотрю сверху на долину – и сразу обратно», – решила Альдис.

Это не было такой уж хорошей идеей. Кусты – не те, что с зелеными листьями, другие – по пояс, без ягод, но усеянные колючками – вцепились в одежду и волосы незваной гостьи, словно вознамерились пасть смертью храбрых, но не пустить ее в святая святых леса. Когда девушка прорвалась сквозь строй безмолвных воинов (прорыв дался не без урона, но кусты пострадали не меньше), в битву вступил обманщик-мох.

Зеленый встрепанный ковер скрадывал неровности склона, прятал ямы и выступы, норовил сунуть под ноги трещину или булыжник. Иногда под сапогом что-то влажно хлюпало. Вспорхнула в траве разбуженная птица. Взлетела, закружилась над головой, горестно жалуясь сородичам на коварного человека, пришедшего по ее, птичью, душу.

Подъем закончился неожиданно. Альдис прошла еще несколько шагов к самому обрыву. Весенние ручьи промыли на вершине холма небольшую впадину, защищенную с трех сторон от ветра.

Ноги по щиколотку утонули в сухих иголках, высохший ствол сосны превратился в скамейку. Отсюда были видны костры в долине – десяток оранжевых огоньков. Иногда ветер доносил отзвуки голосов или запах дыма. Остальное – небо, горы, море, все терялось в ночной темноте. Стыдливая луна, кутаясь в обрывки облаков, рисовала торопливые наброски, очерчивала светом силуэт, чтобы тут же стереть или исказить до неузнаваемости.

Красиво. Если не смотреть вниз, можно поверить, что ты один в целом мире. Один, как тот первый человек у начала начал, истоков времени.

– За вами точно не следили? – спросил кто-то прямо над головой.

– Это смешно, Ван, – откликнулся его собеседник голосом Сигрид Кнутсдоттир. – Кто мог за мной следить? Одна из девочек? Расслабься, здесь никого, кроме нас.

Двое стояли прямо над убежищем Альдис.

– Уважаемой легко говорить «расслабься», – заныл первый голос – мужской, высокий и нервный, с еле уловимым чжанским акцентом. – Ведь это ничтожный Ван рискует карьерой ради чужой прихоти.

– Чушь. Я рискую гораздо больше, и ты это знаешь.

Девушка огляделась. Спуститься прямо здесь мешал обрывистый, почти отвесный склон. Чтобы уйти, нужно сначала подняться. Немного. Как раз до того места, где находились Сигрид и ее трусливый собеседник.

Сейчас они не могли видеть Альдис – густая тень надежно скрывала ее присутствие. Но стоит курсантке подняться, как лунный свет выдаст ее.

Уйти незаметно никак не получалось. Встать во весь рост и пройти, не прячась? Сигрид никогда не поверит, что Альдис здесь случайно.

– Ван умирает от любопытства. К чему все эти тайны? Ответьте, любезная Хайга.

– Не называй меня этим именем!

– Нижайше прошу прощения, если из-за глупости своей Ван обидел вас. Но почему не называть? Ван слышал, как Ингиред и Вальди…

– Им – можно. Тебе – нет.

– Почему почтенная воительница так нелюбезна с Ваном? Ван рискует, обманывает руководство, тайком пробирается на этот холм ради встречи с дочерью Кнута, а получает лишь попреки и резкие слова! Ай, как больно и горестно Вану слышать все это!

– Когда я убила рысь, ты сказал, что навеки мой должник. – В голосе женщины лязгнул металл. – Или хочешь отречься от своих слов?

Как же неудобно получилось! Альдис подползла к краю обрыва, чтобы убедиться еще раз. Была бы под рукой веревка, можно было б рискнуть. А так слишком опасно. И слишком шумно.

– Нет, нет! Ван помнит, все помнит. Благодарность Вана глубже бездонного Северного Обрыва и безмерней милости Всеотца. Но сознает ли уважаемая Сигрид, какой у нас режим секретности?! Если храмовники хотя бы заподозрят о нашей встрече… они выпотрошат мозги Вану и сожрут печенку!

– У тебя всегда была склонность к нездоровым преувеличениям.

– Да, сожрут печенку! Да-да! И ладно бы только Вану – невелика потеря, кто будет плакать о бедном технике?! Но жрецы не знают меры в своем рвении на службе Всеотцу и конунгату. После того как они проделают все это с бедным Ваном, они возьмутся за прекрасную Сигрид. Ван, конечно, постарается скрыть, с кем он встречался, но разве сможет бедный техник достойно выдержать пытки и допросы?! Увы ему…

– Я знаю – ты можешь долго ныть. Давай к делу.

– Смелой Сигрид легко говорить «давай к делу». Она живет далеко и не знает, какие порядки на Маркланде. Ван живет на Маркланде – Ван знает. Здесь твориться История.

– Мне все равно, какие истории здесь творятся. Меня не интересуют тайны конунгата и Храма.

– Ван озадачен. Если мудрой Сигрид не нужны тайны конунгата, а воистину мудрым можно назвать человека, который не гонится за ними, то к чему ей потребовалась такая секретность от Вана?

– Рагнар Иварссон по прозвищу Тар.

Мужчина изумленно охнул и умолк. Почти минуту было тихо.

– Ты знаешь это имя.

– Нет.

– Врешь.

– Нет. Нет! Ван ничего не знает! – Голос истерически взлетел на пол-октавы.

– Рассказывай.

– Нет.

Шорох. Недолгие звуки борьбы.

– Рассказывай. – В голосе ротной с хрустом сталкивались льды Нифльхейма.

– Нет. Можете меня убить, если хотите. – Теперь мужчина хрипел, словно что-то мешало ему говорить и дышать. Что-то вроде стальной хватки на глотке. Но, как ни странно, в его речи неожиданно прорезались решительность и твердость, не звучавшие ранее: – Бесстрашная Сигрид спасла жизнь Вану, и Ван помнит об этом. Но сколь короткой и полной страданий будет жизнь Вана, если в желании облагодетельствовать спасительницу бедный техник станет слишком разговорчивым! О, недолгой, очень недолгой. И конец этой жизни будет гораздо мучительнее, чем от когтей зверя или рук безжалостной Сигрид. Ван глуп, но он знает: нельзя болтать о тайнах, к которым даже не имеешь доступа.

Молчание, потом хриплое:

– Прекратите! Вы же не будете меня убивать!

– Ты можешь ошибаться насчет «мучительнее». Моя подготовка включала в себя изучение пыточных методик твоего народа.

Сначала была тишина, словно человек сверху пытался осознать сказанное. Затем истошный вой «поооомооогииитее!» раскатился по окрестностям.

– Зачем так орешь? Мы еще даже не начали.

Чжан заплакал.

– Знаешь, в моей жизни было всего три поступка, которых я стыжусь. Один из них – смерть матери Скёггир. Твоя никчемная жизнь этого не стоила.

– Пожалуйста, не надо! Отпустите меня!

– Если отпущу, ты побежишь к храмовникам, – ровно сообщила женщина. – Есть только два способа заставить тебя молчать. Один – убить. Второй – заставить рассказать все, что знаешь. Я попробую оба, по очереди.

Снова истошный вопль.

– Ты нытик. Я знала пятнадцатилетнюю девочку, которая терпела подобное с большим достоинством. Рассказывай.