Рэндом понял, что дело тут весьма серьезное. Поэтому он не задавал больше вопросов, а сразу отправил Бенедикта и Жерара в указанное место. Озрику хватило пары слов, чтобы он ринулся вниз, на лестницу и дальше, к камере Лабиринта. И он успел вовремя!

Как только Изгнанник сорвал с крючка ключ и метнулся в соседний проход, в коридоре (с той стороны, где располагались доселе неисследованные пещеры) послышались тяжелые шаги. Идущий, похоже, не нуждался в свете, так как не нес с собою ни факела, ни фонаря.

Тяжелые. Слишком тяжелые, подумал Изгнанник. И слишком длинные, у этого человека ноги вдвое длиннее нормальных… Или же это вовсе не человек. Скорее второе.

Он проверил, хорошо ли выходит шпага из ножен, и пожалел, что не подготовил заранее нескольких полезных заклинаний из той отрасли, что освоил в Легионе…

К концу перерыва Воланд, обменявшись предварительно парой слов с Рамиресом, встал и, деланно прихрамывая, подошел к столу Судьи.

– Все готово, ваша честь. Вот список присяжных.

Ананке быстро просмотрела лист, всего однажды удивленно подняв бровь. Удивилась она наличию в списке имени Рамиреса.

– Я, кажется, предупредила: присяжные не должны иметь к делу никакого отношения. А ученик Рамиреса…

– Ну и что? – пожал плечами Воланд. – Когда это Рамирес ставил интересы своих учеников выше дела? Кроме того, самого Рэйдена никто не собирается судить. Или я ошибаюсь?

– Ладно, давай их сюда. Все знают Общий?

– Я выдал каждому амулет-переводчик, с этим проблем нет.

– Отлично, – кивнула Необходимость. – Вот почему я люблю работать с тобой. Всем моим подчиненным вечно не хватает предусмотрительности, даже Отто порой промахивается. Не хочешь перейти в мою сферу деятельности? Сразу обеспечу все, что потребуется.

Воланд ухмыльнулся и покачал головой.

– Меня удовлетворяет мое занятие и пост. Но благодарю за предложение. Так как, начинать заседание?

– Да.

Среди присяжных было четыре женщины; все они были одеты в традиционные одеяния колдуний. Четверо из мужчин также были представителями магических искусств – даже на одежды незачем было смотреть, один взгляд говорил обо всем. Что до четверых оставшихся… Инеррену трудно было судить, кто они такие. Вроде бы у каждого из них на поясе висело оружие, однако поведение говорило о том, что они вовсе не являются простыми воинами.

– Защита готова? – спросила Ананке, усаживаясь на трон Судьи.

– Да, ваша честь, – ответил Рэйден.

– Обвинение?

– Несомненно и постоянно, – гордо сказал Мефистофель.

– Тогда начинайте излагать дело. Время дорого.

– Слушаюсь, ваша честь, – поклонился Прокурор и начал невероятно занудную вступительную речь. Чародей пытался следить за цепочкой рассуждений Мефистофеля, но отключился через две минуты.

Когда Рэйден толкнул его в бок, Прокурор как раз завершал:

– Из всего вышеперечисленного, ваша честь, можно сделать только один, зато бесспорный вывод: так называемому Повелителю Теней абсолютно наплевать на законы, поддерживающую всю Вселенную в равновесии. Он постоянно пренебрегает всеми – писаными и неписаными – правилами, не слушает чужих советов и не желает учиться на собственном опыте. У вас, господа присяжные заседатели, попросту нет возможности вынести приговор менее тяжкий, чем…

– Протестую! – поднял руку Рэйден. – Обвинитель не имеет права требовать от суда минимального приговора, он может только указать на вид кары, какой кажется верным ему. Однако окончательное решение за присяжными.

– Протест принят, – постановила Необходимость. – В дальнейшем, господин прокурор, прошу вас придерживаться кодекса.

– Прошу прощения, ваша честь, – снова поклонился Мефистофель. – Тогда я закончил. Представить все доказательства по каждому пункту моего заявления можно в любой момент, и даже сам подсудимый не будет отрицать того, что совершил.

– Слово защите, – объявила Ананке.

Рэйден начал развивать теорию, согласно которой Повелитель Теней был на самом деле игрушкой обстоятельств, причем почти каждое из приписываемых ему «злодеяний» было совершено из благих побуждений, из чувства долга и тому подобное. Он говорил убедительно, однако обвинений против Инеррена было столько, что вскоре даже не знающий местного кодекса чародей понял: фокус не удался. В глазах присяжных светилось сочувствие, но далеко не настолько сильное, чтобы оправдать его по всем статьям.

«Кажется, пора пускать в дело один трюк», – решил Инеррен, тихо нашептывая заклинание:

Пускай звучит Наречие Судьбы

Для тех, кто должен вынести вердикт,

Мой путь и побуждения известны —

Но им они, видать, неинтересны,

Их занимает собственное шоу…

И все ж – явись, о Истинное Слово!

Неожиданно для всех (кроме чародея, разумеется) тон Рэйдена изменился, и он заговорил в совершенно несвойственной ему манере:

Огонь и мрак оставив за собою,

Своим наследьем сделав кровь и месть,

Отдав богатства все за миг покоя,

Он сохранил Искусство лишь и честь.

Врагов его могущество пугает,

Хотя они подчас куда сильней.

Он далеко не все о мире знает,

Работая всего лишь средь Теней, —

И потому идет на риск, который

Любого бы отправил в мир иной,

И побеждает. Как? Вопрос суровый,

Ответ лежит за всей Большой Игрой.

События без всякого сюжета,

Слова без смысла, музыка без нот,

Вопросы без намека на ответы —

Игра, где важен статус, а не счет;

Хронист, забывший имена и даты,

Учитель, что глупей, чем ученик,

Воитель, не носящий меч и латы, —

Нет действий без последствий и причин.

Вселенная – театр, а мы – актеры,

Вся жизнь – это пьеса странных дум;

Мир – декорация, репризы – разговоры,

Характер – только маска и костюм,

А занавес, что отделяет сцену

От зала, – именуется Барьер…

И драматург свою проводит тему,

Используя нас, смертных, как пример.

Но в публике всегда найдется критик,

Своей оценкой наводящий тень

На драматурга, на «сюжет развитья»

И на Судьбу… Да, это – Инеррен.

Актер, что не признал законы жанра?

Иль зритель, что в душе – сам режиссер?

Решайте сами. Перед вами карты

И виден весь расклад и весь узор…

Закончив, Рэйден вдруг осознал, что им управляли, и бросил на своего подзащитного соответствующий взгляд. Тот сделал вид, будто не понимает, в чем дело.