По диагонали от себя он заметил небольшое углубление в стене с пачками каких-то брошюр, похожих на железнодорожное расписание. Пассажиры были в основном местные и не трогали их, так как прекрасно знали маршрут. Джоэл приподнялся и, извинившись кивком перед девицей, сидевшей прямо под полкой, взял одну из брошюрок. Девица хихикнула.

Оберхайзен… Динзлакен… Верде… Везель… Эммерих…

Везель – последняя остановка перед Эммерихом. Он не имел понятия, сколько миль от Везеля до Эммериха, но выбора у него не было. Он сойдет с поезда в Везеле, однако не со всеми пассажирами, а один. В Везеле он и исчезнет.

Джоэл почувствовал, как поезд стал замедлять ход, – летные инстинкты подсказали ему, что поезд приближается к началу подъездного пути в город. Он встал и, старательно маневрируя между ногами толстяка, вышел в проход. Из-под низко опущенных полей шляпы Джоэл бросал небрежный взгляд по сторонам, как бы соображая, в какую сторону направиться, – насколько он заметил, никто на него не смотрел.

Тяжелой походкой он двинулся по проходу – усталый пассажир, которому потребовалось облегчиться. Дойдя до двери туалета, он увидел, что кто-то этим и занимается, – под ручкой в белой прорези стояло: “Besetz”[114]. Он повернулся к тяжелой двери прохода, открыл ее и оказался на вибрирующей узкой площадке перехода. Открыв дверь следующего вагона, но не входя внутрь, Джоэл присел и юркнул в проход, затаившись в тени. Отсюда через толстые остекленные двери была видна внутренность обоих вагонов. Он ждал, поглядывая в обе стороны, не отложил ли кто-нибудь газету и не прервет ли разговор, подозрительно глядя на оставленное им место.

Однако ничего подобного не произошло. Возбуждение, возникшее при известии об убийстве в Брюсселе, постепенно затихало, так же, как взрыв паники на улицах Бонна после сообщения об убийстве посла. Многие, совершенно очевидно, еще обсуждали эти убийства и качали головами, прикидывая возможные последствия и предстоящие перемещения, но голоса стали более спокойными: ажиотаж, вызванный сообщениями уже прошел. В конце концов, все эти истории не затрагивали жизненных интересов граждан этой страны. Американцы против американцев. В воздухе носилось даже некоторое злорадство: перестрелка на манер Дикого Запада в современном звучании. Эти колонисты и в самом деле дикий народ.

– Wir kommen in…[115]

Участившееся лязганье колес, эхом отдающееся в маленьком пространстве перехода между вагонами, заглушило дальнейшие слова объявления. Теперь – считанные секунды, решил Конверс и, повернувшись, поглядел на выходную дверь. Действовать он начнет, когда поезд окончательно замедлит ход и рельсы появятся по обеим сторонам дверей.

Несколько пассажиров в обоих вагонах встали со своих мест и с набитыми портфелями и сумками направились к выходу. Грохот огромных колес на стрелках сигнализировал, что поезд подходит к станции. Вот теперь!…

Джоэл повернулся к выходной двери и, нащупав верхнюю ручку, отворил верхнюю половину: ворвавшийся воздух оглушил его. Он ощупью нашел ручку нижней половины, готовясь рвануть ее на себя, как только мелькающая внизу земля замедлит свой бег. Это займет буквально секунды. Грохот нарастал. И вдруг отрывистые резкие слова ворвались в звуковой диссонанс грохочущего перехода. Конверс замер.

– Ловко придумано, герр Конверс! Но – один выигрывает, другой проигрывает. Вы проиграли.

Джоэл резко обернулся. Человек, прокричавший эти слова, оказался тем пассажиром, который сел рядом с ним в Дюссельдорфе и которого толстый коммерсант попросил поменяться местами. В левой руке он держал прижатый к бедру пистолет, а в правой свой респектабельный атташе-кейс.

– Приятная неожиданность, – сказал Конверс.

– Надеюсь, что так. Я едва поспел к поезду в Дюссельдорфе. Через три вагона я промчался как сумасшедший, но не столь опасный, как вы, не так ли?

– А что теперь? Вы нажмете на спусковой крючок и избавите мир от маньяка?

– Зачем же так примитивно, пилот?

– Пилот?

– Называть фамилии считаю излишним, но я имею честь быть полковником западногерманской “Люфтваффе”. Летчики убивают друг друга только в воздухе. На земле это неуместно.

– Вы меня утешили.

– Я, конечно, утрирую: один опрометчивый шаг или необдуманное движение – и я стану героем фатерланда[116], который загнал в угол обезумевшего убийцу и убил его, опередив на какую-то долю секунды.

– Фатерланда? Вы все еще оперируете такими понятиями?

– Naturlich. По крайней мере, большинство из нас. От отца исходит сила, женщина – всего лишь сосуд греха[117].

– Вам бы выступать с лекциями по психологии.

– Это что, шутка?

– Нет, просто ошибка в выборе профессии, правда весьма незначительная. – Джоэл потихоньку смещался в сторону, пока спина его не уперлась в перегородку тамбура; мысли плясали у него в голове. Выбор невелик – умереть сейчас или через несколько часов. – Полагаю, у вас имеются подробные инструкции относительно меня, – сказал он, делая вопросительный жест левой рукой.

– Разумеется, пилот. Мы сойдем в Везеле и вместе войдем в телефонную будку, мой пистолет будет в упор приставлен к вашей груди. А затем за нами прибудет машина и…

Локтем правой руки, скрытым за спиной, Конверс толкнул дверь в проход, и она защелкнулась, левая его рука продолжала оставаться на виду. Немец взглянул в сторону переднего вагона. Пора!

Джоэл обеими руками вцепился в ствол пистолета, одновременно изо всей силы ударив противника коленом в пах. Когда немец стал заваливаться назад, Джоэл схватил его за волосы и ударил головой о выпирающую наружу дверную петлю.

Все было кончено. Остекленевшие глаза немца оставались открытыми, встревоженными. Еще один разведчик мертв, но человек этот – не просто бездумный наемник какого-то неведомого правительства – это был солдат “Аквитании”.

Толстая женщина у окна закричала, Джоэл понял это по тому, как раскрывались ее губы, как исказилось лицо.

– Dies ist Wesel!…[118]

Поезд сбавил ход, и новые взволнованные лица появились в окне, замершая толпа напирала, мешая передним открыть дверь.

Джоэл бросился к нижней все еще закрытой панели и дернул ручку, всадив дверь в перегородку. Перед ним были ступеньки, а ниже – гравий и залитая мазутом земля. Он глубоко вздохнул и бросился вниз, свернувшись клубком, чтобы смягчить удар. Коснувшись земли, он перевернулся, затем – еще и еще…