— Алайв! Алайв! — заголосили рядом.

Я решился глянуть сквозь ресницы. Трое маньяков тормошили Мэя, еще четверо пытались разорвать на части Тома. Двое тащили его за руки, двое — за ноги, и каждая пара — в свою сторону. Они топтались, кружа на месте; голова лисовина бессильно болталась, светлые волосы мели пол. Внезапно маньяки затихли, как по команде, бросив Тома и оставив в покое Мэя. Пару мгновений они не шевелились, а затем подхватили нас всех и помчали к щели.

Мелькнул пузырчатый студень прожженной стены, пахнуло горелым. Маньяки резво пробежали через анфиладу залов. На выходе замешкались — надо было лезть наверх, и неуклюжие недокормыши суетились, не в силах одолеть подъем. Несколько человек наконец справились, и втащили наверх нас пятерых. Куча народу осталась в подвале, а нас поволокли прочь, несмотря на обиженные вопли оставшихся.

Приоткрыв глаза, я пересчитал «наших» маньяков. Семеро. Меня пер на загривке, будто охотничий трофей, самый здоровый малый. На поясе была намотана грязная желтая тряпка, а за нее заткнута короткая дубинка. Жилистая шея маньяка была совсем рядом — обхвати и души со всей силы. Да только сил у меня в руках нет. Мэй-дэй! Хэндс ушел — и не вернулся. Чего ради было энергию отнимать?

Впереди двое тащили Мэя. Навигатор был тяжел, и они не утруждались — просто держали его за локти, а ноги Мэя волочились по земле. Дома по сторонам были из студня, но дорога обыкновенная — песок да мелкие камешки. Один из похитителей вдруг запнулся, выпустил руку навигатора; его напарник не удержал пленника, и Мэй шлепнулся на что-то мягкое. Его подняли и поволокли дальше, а я увидел на дороге тело в кровавых серых тряпках. Голова была свернута на сторону; в черных волосах — обильная седина. Знакомая шевелюра. Этот человек кричал «Бен Ган!» и «Пошли вон, идиоты!» Это он, как умел, пытался нас защитить. Бедняга. Окровавленный труп мелькнул под ногами парня, который тащил меня, и остался позади.

«Что с нами будет?» — мысленно спросил я своего покровителя.

«Ты все увидишь», — пришел холодный ответ.

Чертов доброхот. Только начнешь на него надеяться — а он тебя мордой, мордой…

Где Хэндс? Вот на кого можно надеяться. Израэль, где вы?

«Ты все увидишь», — повторил чужак, как будто я с первого раза не понял.

Маньяки, которые волокли Мэя, сбавили ход. Они упарились и тяжело дышали, и так же тяжко кто-то пыхтел позади. Затем раздался протяжный стон. Мой «носильщик» обернулся, что-то вякнув по-своему, и я увидел, как двое маньяков опускают наземь мистера Смоллета. Наш капитан был куда легче Мэя, а эти двое взмокли, будто перли всех пленников разом. Они стояли, утирая потные лица, и их шатало. Поделом гадам. Мистер Смоллет может убить их одним касанием. Мистер Смоллет, очнитесь!

«Умри», — приказал мой покровитель.

Маньяки заподозрили неладное. Побросав всех нас, они сгрудились вокруг капитана и залопотали, размахивая руками. Самый ослабевший не устоял и плюхнулся на задницу, жалобно взвыл. Я потихоньку придвигался к Юне-Вэл. Помочь ей я не мог, просто хотелось быть ближе. «Бывший навигатор», небрежно брошенный на дорогу, казался мертвым. Вот в чем наше спасение: «мертвых» не станут казнить, а пока мы «оживем», мир успеет перевернуться. То ли Хэндс появится, то ли «Испаньола» вдарит по городу самым крупным калибром.

Темные ресницы нашего капитана дрогнули — мистер Смоллет приходил в себя. Маньяки заорали, а один со злости пнул его босой ногой под ребра. И тут же повалился рядом, обессилев. Резко выбросив руку, капитан шлепнул его по груди. Маньяк остался лежать, а мистер Смоллет вскочил и рванулся к другому. Не успел — «мой» маньяк выхватил из-за пояса дубинку и ткнул его в солнечное сплетение. Капитан снова рухнул наземь.

Будь проклята наша беспомощность. Я боялся, что мистера Смоллета забьют насмерть, однако они не посмели коснуться; маньяк с дубинкой и тот опасливо отскочил в сторону. Они даже поостереглись тронуть своего приятеля, который лежал без движения. Потоптались рядом, тревожно восклицая, и бросили на дороге обоих. Двое вновь подхватили Мэя, двое — Сильвера, один перекинул через плечо лисовина, а «мой» маньяк, хоть и умаявшийся, опять взгромоздил меня на загривок, точно добытого зверя. Пошагал, сгибаясь под тяжестью. Мне теперь было удобно рукой давить на сонную артерию, и ему в ум не приходило, что я это нарочно. Он подергивал плечами, подбрасывал меня, пытаясь переложить удобней, — ничто не помогало. Я оказался упрямой добычей, и он совсем замучился, пока добрался до перекрестка, где поджидали остальные.

Кроме наших похитителей, кругом никого не было видно. Можно подумать, все население ближайших кварталов осталось в подвале, из которого нас унесли. Впрочем, нет: они уже не в подвале. С той стороны донеслось завывание толпы, но я не мог повернуться и взглянуть, что происходит.

«Мой» маньяк сбросил меня на спину «бывшему навигатору». Подумав, что Юне-Вэл трудно дышать, я приподнялся, упираясь в землю локтем. В локоть впились мелкие камешки, но это была ерунда. Поскорей бы прийти в себя окончательно.

Завывание толпы приближалось.

— Дай-дай-дай! — неслись дружные крики. — Гимми, гимми!

Уж не тащат ли они мистера Смоллета? Он ведь остался у них на дороге.

«Наши» маньяки, даром что местные, тоже встревожились, залопотали. И вдруг снова похватали нас и поволокли к одному из домов, свалили возле стены.

Я соскользнул с мускулистого плеча Мэя, который все еще был без сознания, и сложился пополам, словно так меня и бросили. По улице к перекрестку валила толпа. Серые тряпки, босые ноги, безумные лица. Среди них я не заметил ни стариков, ни детей.

«Наши» маньяки встали перед нами шеренгой. Разглядывая грязные пятки заслона, я задавался вопросом, для каких целей похитители хотят нас приберечь.

С верхних этажей донесся вой — словно пронеслась стая гонящих дичь красных волков. И на этот вой откликнулись все дома, которые я видел: тусклый студень стен разгорелся ярче, а из пустых окон полетел такой же волчий клич. Один из «наших» маньяков испуганно заскулил, грязные пятки тревожно переминались возле моего лица.

В оконных проемах появились люди. Они напирали друг на дружку, тянулись наружу, свешивались вниз, вопили, когда их зажимали до боли. Вот где были старики и дети. Кое-кто пошел из домов на улицу, но таких было мало, и на ногах они держались нетвердо. Больны? Изголодались? Впрочем, на их беды мне было наплевать.

Из соседнего дома выскочили трое — резвые, ловкие. На их серую одежу были нашиты разноцветные перья. Каждый из них тащил, бережно прижимая к груди, нечто похожее на чудовищных размеров коричневое яйцо. Подручные перьевика? А где он сам? Я поискал взглядом крупную фигуру в красных одеждах. Не видать.

При виде перьевичков «наши» маньяки прекратили скулеж; зато валящая по улице толпа и народ в окнах взвыли с утроенной силой. Перьевички отнесли коричневые «яйца» в центр перекрестка. Двое бережно положили свою ношу, а один поднял «яйцо» над головой, со всего маху швырнул его наземь и поспешно отпрыгнул. Скорлупа раскололась, из нее хлынула белая жидкость, широко растеклась. На земле забелело пятно, точно разметка на стоянке для глайдеров.