Настоящая работа у нас началась 23 августа, с началом Ясско-Кишиневской операции. К тому времени я уже выполнил 20 или 30 боевых вылетов. Летали прикрывать плацдарм у Тирасполя. Вот там я своего первого «фоккера» сбил. Получилось вот как. Группой, которую вел Смирнов, комэска второй эскадрильи, шли на прикрытие плацдарма – летать было уже некому, вот и собрали сборную группу. Я шел ведомым у Калашонка[40]. Наше звено связывало боем истребителей. Каша была. Нас с Калашом разбили, мы деремся по отдельности. Головой кручу, кричу: «Калаш, где ты?» Вроде рядом, а прорваться к нему не могу – прижали меня двое. Один «фоккер» отвалил. Я – к Калашу. Смотрю, Калаш с одним бьется. Я его проскочил и вижу – один «фоккер» на бреющем удирает к себе. Я его прижал. Думаю, надо быстрее сбивать, а то обратно горючего не хватит. Нас Краснов как учил: «Заклепки увидел – стреляй». Прицел неудобный был. Поэтому стреляли или по пристрелочной очереди, или вот когда заклепки увидел. Немец жмет, аж дым идет, и видно, как летчик голову поворачивает, смотрит. Я догоняю. Он стрижет – думаю, сейчас я в лес врежусь, но догнал, дал ему по плоскости – он в лес. Я высоту набрал и пошел домой. Подтвердили мне…

Летали очень много. Не успели заправиться – опять вылет. Помню, я был весь мокрый от пота, хотя в кабине Ла-5 не жарко.

Были и потери. Горбунов[41]погиб – его не прикрыл Мещеряков[42]. Этот эпизод даже описан в книге Скоморохова «Боем живет истребитель». Мещерякова судили и отправили стрелком на Ил-2. Он после войны академию окончил. Повезло ему войну пережить. Хотя стрелком летать – дело очень опасное.

Вообще не угадаешь, где тебя смерть ждет. У меня в училище был хороший друг, Долин Володя. Его оставили инструктором, на фронт не отпустили. Когда Одессу весной 1944-го взяли, нас отправили за новыми самолетами в Лебедин. Там в утапе Володя и был инструктором. Встретились. Спрашиваю его: «Ты чем занимаешься?» – «Тренирую молодежь, новые самолеты перегоняем. На фронт хочу, но не пускают. Возьмите меня, ради бога, надоело мне!»

А мы прилетели всей эскадрильей. Я пошел к замкомэска Кирилюку. Это он меня учил воевать. Хулиган был – никого не признавал, но меня любил. У него когда летчиков в звене побили, он меня с собой брал. Разбойный был! Я ему рассказал про Долина, он говорит: «Возьмем, жалко парня. Давай мы его украдем. Нам хорошие летчики в полку нужны. Только тихо».

Посадили мы Володю к нему в фюзеляж и полетели. Не долетая Первомайска, Кирилюк стал отставать, от его двигателя пошел шлейф черного дыма. Скоморохов, ведший группу, развернулся. Смотрим, Кирилюк пошел на посадку. Плюхнулся он в деревне прямо на огороды – один огород перескочил, второй, облако пыли – и все, ничего не видно. Ну, точку посадки отметили, полетели в полк. Выяснилось, что Кирилюк попал в госпиталь с ранением челюсти и переломом руки. Вернулся он в полк уже в июне. Спрашиваем его: «А где же Долин?» – «Как где? Он ведь живой был. Его колхозники на телегу посадили и повезли тоже в Одессу». Оказалось, что при посадке ему отбило что-то внутри – его нельзя было трясти на телеге, и он умер по дороге. Кирилюка за это понизили. Однако ему не привыкать – его то снимут, то обратно поставят. Хулиган.

Другой с ним случай расскажу. Когда Румыния капитулировала и румыны перешли на нашу сторону, в Каралаше идем по городу вчетвером: Калашонок, Кирилюк, Орлов и я. Навстречу нам два румынских офицера в летной форме. Такие важные. Честь не отдали. Кирилюк их останавливает: «Вы что не приветствуете советских освободителей?» Те что-то сказали так свысока. Он разозлился: «Ах, ты еще обзываешься!» – как даст одному в морду! Мы Кирилюку: «Идем, что ты связываешься». Он стоит на своем: «Они должны нас приветствовать!» Командует румынам: «А ну пройдите мимо нас строевым!»

Пока мы с ними разбирались, приехал комендантский взвод, и на нас: «Вы чего себе позволяете?!» Тут Кирилюк разошелся: «Вы что?! Мы же их сбивали (да и мне пришлось сбить румынский «фоккер» под Одессой), а они…» В общем, объяснились. Командир взвода нам сказал: «Вот что, ребята, я вас подвезу до окраины города, а вы уж там пешочком до аэродрома дойдете. Но я вас прошу в городе больше не появляться». Отвез нас и отпустил.

В Каралаше мы сели в начале сентября. Оттуда летали на прикрытие Констанцы, которую бомбили немцы, базировавшиеся в Болгарии. После народного восстания в Болгарии немцы сразу откатились, и боев не было вплоть до границы с Югославией.

Первый наш аэродром на территории Югославии находился на дунайском острове Темисезигет. Оттуда летали в основном на прикрытие штурмовиков. Кроме того, подвешивали нам и бомбы. Запомнился один из вылетов за день до освобождения Белграда. Облачность была низкая, шел дождь. И вот на фоне этих темных облаков сплошной стеной по нам огонь, а надо штурмовать здания, в которых засели фашисты. Три вылета мы сделали – никого не сбили. Как мы живы остались? Не понимаю. За эту штурмовку я получил орден Отечественной войны I степени.

Штурмовиков сложно сопровождать. Обычно выделяли две группы – ударную и непосредственного прикрытия. Над целью всегда их прикрывали на выходе из пикирования. В этот момент они наиболее беззащитные, не связаны друг с другом огневым взаимодействием. И если немцы атаковали, то только в этот момент. Группу на подходе они не любили атаковать – если атаковали, то как-то бессистемно, лишь бы отделаться.

Что потом? Мы начали летать под Будапешт, на Южный Дунай. Сначала мы сели сразу в Мадоче. Дожди залили аэродром, превратив его в болото. Два-три вылета взлетали на форсаже с выпущенными подкрылками. Только бы побыстрее от земли оторваться. Но это очень рискованно. Вызвали инженера. В результате самолеты разобрали, на грузовики погрузили и по шоссе вывезли в Кишкунлацхазе, в котором был аэродром с бетонной полосой. Ехать туда километров 35-40. Приехали в три часа ночи, темно еще, а к девяти часам утра все самолеты были готовы к вылету! Понял, как все было серьезно поставлено?! Инженер эскадрильи Мякота чудеса творил! Да и начальник ПАРМа, где мы ремонтировались, Бурков тоже был на уровне. Прилетаешь ты – самолет в дырках, а часа через 3-4 самолет снова готов к полетам. Вот какие инженеры были!

Когда мы вылетали под Будапешт, особенных воздушных боев не было. Только один раз, помню, мы сделали 2-3 вылета, и наше дежурное звено сидит в боевой готовности. Ракета в воздух – пара выруливает – задание получают уже в воздухе. Взлететь успел только Леша Артемов[43]– «Артем», как мы его звали. И вдруг – два «мессера». Не знаю, куда они летели. Скорее всего, на разведку или на «охоту». Леша завязал с ними бой над аэродромом и обоих сбил на глазах у всех. Один из тех двух немцев сел подбитый. Подобрали его живым. Привели. Командира полка Онуфриенко не было, был его зам – Петров. Командующий спросил, кто вылетал и сбил. Штабные ему доложили, что командир полка вылетал, он и сбил. Потом уже разобрались, как оно было на самом деле. В общем, все произошло, как в кино «В бой идут одни «старики». Артем, когда мы с ним после войны встречались, любил шутить, что за войну сбил двенадцать немецких и десять своих самолетов. Ему действительно не везло – постоянно его сбивали, вот он это и засчитывал в список сбитых наших самолетов.