– Кто золотишко во дворце прикарманил, тот и котят наплодил! – добавил Дирвен последний штрих к оскорблению и после этого, страшно довольный собой, принялся уплетать зажаренного на костре кролика.

Хантре Кайдо сидел поодаль и жевал сурийскую лепешку с сыром. В сторону первого амулетчика он даже не посмотрел, а как отреагировал на выпады – кто его знает, но хвала богам, что не полез в драку. Во дворце принцессы Мейлак он и впрямь присвоил золотой браслет, тут невзлюбивший его Дирвен не соврал.

На такую вещицу не положил бы глаз разве что праведник: украшение в виде свернувшейся в кольцо ящерицы было выполнено столь искусно, что вырисовывалась каждая чешуйка и складочка, и до половины прикрытые веки, и коготки на маленьких трехпалых лапках. Золотая ящерица казалась живой, она как будто с любопытством подглядывала за окружающими, обвив запястье Хантре и сохраняя полную неподвижность. Браслет выглядел цельным, ни намека на застежку: интересный вопрос, каким образом новый владелец ухитрился его надеть, Суно так и не разгадал этот фокус.

Во всяком случае, это был не амулет: никакого магического фона. И Дирвен подтвердил, что не амулет, а уж в таких вопросах он любого эксперта заткнет за пояс.

Скорее всего украшение обронил один из сойгрунов, гонявшихся за Орвехтом и Зомаром прошлым летом. Окаянный прыгучий народец так же охоч до браслетов, как гнупи до красных и зеленых курточек. Дивное изделие неведомого мастера лежало в пыли, пока его не подобрал Хантре Кайдо.

– Наемник, – презрительно бросил коллега Рогвехт, известный своей неприязнью к наемникам. – Что с него взять? Где увидел, что-то блестит, там и прибрал к рукам. Ох, не люблю эту ушлую братию…

Хантре купил на гунхандийском рынке кожаный наруч с пряжкой и заклепками и стал носить его поверх своей находки, чтобы это ювелирное чудо никому не мозолило глаза.

В Имувате Орвехт набрел на гостиницу, в которой отменно варили шоколад с сурийскими пряностями. Там он и остановился вместе с Ривсоймом и Грено, в то время как экспедиция Ложи заняла небольшой постоялый двор.

Обычная для мадрийского города картинка: кварталы похожих друг на друга незатейливых строений – и пестрое великолепие разнообразных вывесок. Одна из них, ни лучше ни хуже соседних, зацепила внимание Суно, и чуть позже он убедился, что интуиция его не подвела. Боги, какой в этом заведении готовили шоколад! Такой, что, может, сонхийские боги и впрямь иной раз захаживали сюда инкогнито.

Грено Дурной Глаз делал успехи. Сказанув невзначай что-нибудь вроде «этот чудак с корзиной яиц под ноги не смотрит, навернется же, во будет глазунья!», тут же спохватывался и добавлял: «но отделается синяками, и его корзинка не пострадает» или «но сумеет не брякнуться, хотя будет ему урок». Главное – «завернуть» сглаз сразу же, не потеряв драгоценные мгновения, чтобы оговорка приклеилась к пожеланию: тогда эффект будет ослаблен, а то и вовсе сойдет на нет.

Ривсойму Шайрамонгу Суно прилежно являл пример доброго семьянина, который не волочится за каждой юбкой, а хранит верность своей дорогой супруге, пусть и неофициальной. Хотя, честно говоря, за красоткой, которая прогуливалась взад-вперед по террасе гостиницы, он бы, пожалуй, приволокнулся. Зинта далеко, и на их отношения это нисколько не повлияет… Всего лишь дорожный флирт, каких у него в копилке не перечесть… Но не ровен час Ривсойм увидит и сделает неправильные выводы.

– Сударь маг, не могу ли я попросить вас об одолжении? – церемонно обратился к нему господин, сидевший со своей чашкой на соседнем диванчике.

Господин был немолодой, но ухоженный, с брюшком, благородными манерами и клетчатым носовым платком с вышитым вензелем. Вряд ли заядлый путешественник – скорее занесло его в эти края по торговым либо имущественным делам. Он говорил по-ларвезийски с нангерским акцентом и в то же время с чрезвычайным достоинством, как будто задался целью демонстрировать это достоинство каждому встречному при любых обстоятельствах – возможно, в целях самозащиты от недоброго мира. Суно определил его как скучноватого собеседника, однако был с ним сдержанно учтив:

– Коли вы, сударь, изложите, о чем речь, смогу вам тотчас ответить.

Никаких «я к вашим услугам» – такими оборотами маги Светлейшей Ложи не бросаются.

– Ежели вы знакомы с этой интересной дамой, не окажете ли пристойную любезность меня ей представить?

– Увы, не имею чести ее знать.

– Сдается мне, она путешествует в одиночку.

– Возможно.

Незнакомка напоминала плененную пантеру, как будто и терраса с розами в рассохшихся ящиках, и сурийская улочка, уводящая в саманно-глинобитные дебри Имувата, и раскинувшаяся окрест пыльная мадрийская полупустыня – все это было громадной клеткой, из которой ей не вырваться, сколько ни пытайся. Во всяком случае, такие мысли посетили наблюдавшего за ней Орвехта.

Судя по мимике и движениям, она чувствовала себя кем-то вроде плененной пантеры. Орвехт был заинтригован: такое впечатление, что он уже встречал эту женщину раньше. Никаких сомнений, встречал. Быть того не может, он ее в первый раз видит… Или в прошлом она выглядела иначе?

Высокая, порывистая в движениях. Темные волосы собраны чуть ниже макушки в «конский хвост», в ушах сверкают длинные серьги. Черные перчатки без пальцев, кровавый маникюр. Черные сапожки с красной шнуровкой. Одежда смелого покроя – смесь вызова и элегантности, ядовитое сочетание черного и алого. Хороша… Далеко не красавица, черты лица неправильные и вовсе не миловидные, но все равно хороша. Вот что значит отменный вкус!

Он ее никогда прежде не видел. Он ее уже видел. Ей можно дать около сорока – ровесница Нинодии Булонг. Быть может, они встречались давным-давно, в пору юности, и тогда у нее было другое амплуа?

Если и так, вряд ли она узнала Суно Орвехта: он изрядно загорел и был в тюрбане, как обычно во время своих южных путешествий, да в придачу с восьмицу не брился – кстати, надо бы наверстать упущенное.

Незнакомка ушла с террасы. Допив шоколад, Суно отправился за новой порцией в зал, нангерец потянулся следом.

В помещении было темновато из-за узких окошек, на стенах висели для красоты блестящие луженые сковородки. Кроме ало-черной дамы, никаких посетителей. Племянник хозяина в грязном фартуке нахваливал ей свои вина на ломаном ларвезийском. Никаких сомнений, она из Ларвезы. И похоже, неравнодушна к горячительным напиткам.

– Прекрасно, дайте мне бутылку «Вечерней росы», – потребовала она дрогнувшим от затаенной алчности голосом.

Парень расторопно исчез, вскоре примчался обратно с широкой улыбкой и глиняной бутылью, снабженной узорчатой этикеткой.

– Это все, что у вас есть? – Голос незнакомки вновь дрогнул, теперь уже разочарованно.

– Много есть, госпожа! – обескураженно заверил суриец, в глазах у него читалось: «Да ты для начала выпей то, что я принес!»

– У вас найдется «Вечерняя роса» в бутылке коричневого стекла?