– И не побываешь. Дживах сен не место в доме хисах. – Аманвах бросила взгляд на Колива. – Как и шаруму.

– Да ладно, Уонда же идет! – начала Кендалл, но Сиквах шикнула на нее, и та, раздосадованно выдохнув, сдалась и скрестила руки.

Аманвах обратилась к Рожеру:

– Но ты считаешь свою дживах ка дурой, муж мой, если думаешь, что я позволю тебе войти в такое место без меня.

К удивлению Лиши, Рожер поклонился жене:

– Разумеется. Учти, пожалуйста, что я бывал там в детстве, и только в детстве. Я не ведал страсти.

– И не изведаешь, – кивнула Аманвах.

– Дама’тинг, я обязан… – начал Колив.

– Ты обязан делать, что тебе велено, шарум, – холодно сказала она. – Я бросила алагай хора. Сегодня ночью мне ничто не грозит.

Дозорный воздержался от дальнейших протестов.

– Никаких карет, – сказал Рожер, когда они покинули лечебницу Джизелл через задний ход.

– Почему нет? – недоуменно спросила Лиша. – Закон не запрещает ездить ночью.

– Да, но и не разрешает. Нас заметят, а мы направляемся в место, где нам нечего делать.

– Ты же вроде сказал, что бордель потайной, – напомнила Лиша. – Если о его существовании никому не известно…

– То люди увидят кареты гостей из Лощины у пансиона госпожи Джессы для одаренных барышень, – договорил Рожер. – Что будет еще занятнее.

– Что такое пансион? – спросила Уонда.

– Место, где барышень учат заарканивать богатых мужей, – объяснил он.

Дощатые тротуары были безлюдны, когда Лиша, Уонда, Аманвах и Гаред тронулись в путь по кривым энджирсским улицам, пересекая проулки и держась в тени.

Они редко оказывались на виду. Меточного освещения не было, а редкие фонари стояли далеко друг от друга – за исключением самых богатых кварталов.

Несмотря на темноту, компания двигалась быстро, благо меточным зрением видела лучше, чем днем. Все были в плащах-невидимках, кроме Аманвах, которая вышила метки серебром на платье.

– Жуть, до чего тихо, – заметила Уонда. – В Лощине в этот час еще открыты лавки.

– В сети Лощины нет таких дыр, чтобы проникли воздушные демоны, – сказал Рожер. – Сегодня на улицах только стража, мы и бездомные.

– Бездомные? – переспросила Уонда. – Ты хочешь сказать, что бедняков выгоняют в ночь?

– Скорее, не пускают внутрь, но да. Я-то здесь вырос и думал, что так и надо. И только когда начал играть по деревням, увидел, какое это зло.

Как по сигналу, донесся треск, и в высоте ожил участок меточной сети. Воздушный демон опустился слишком низко и отскочил от меток. Защитные линии, похожие на паутину, вспыхнули только на миг, но Лиша успела рассмотреть дыры, достаточно большие, чтобы пропустить демона.

Подземник тоже их увидел. Он завис, с силой хлопая огромными кожистыми крылами и оправляясь от потрясения. Затем спикировал, аккуратно пронзил сеть и пролетел над улицами, высматривая жертву.

Лишу подмывало достать хора-жезл и уничтожить пакость, но если маленький отряд боялся выдать себя каретами, то вспышка магии заявила бы о них громогласно.

Однако и отпускать демона на охоту было нельзя.

– Уонда.

– Да, госпожа.

Оглядевшись, Уонда бросилась к дождевой бочке, стоявшей под свесом крыши. Она прыгнула и оттолкнулась от края, едва коснувшись его; схватилась за кромку наклонной кровли, легко подтянулась и побежала поверху, снимая с плеч лук.

Уонда издала клич, настолько похожий на крик воздушного демона, что спрятавшиеся за мечеными ставнями жильцы вряд ли заметили разницу. Демон услышал и, заложив крутой вираж, ринулся к ней.

Уонда поджидала его, стоя твердо и натянув тетиву, так что стрела подрагивала на уровне уха. Казалось, демон уже подлетел вплотную, когда она выстрелила и меченая стрела полыхнула магией, пронзив его грудь. Тварь тяжело рухнула на тротуар.

– Гаред, – сказала Лиша, когда Уонда начала спускаться. – Будь добр, убедись, что он мертв, и найди какой-нибудь желоб, чтобы его туда положить, а то солнце устроит пожар.

– Иду, – отозвался Гаред.

Он подошел к демону и выдернул стрелу, но подземник не дрогнул. Ни желоба, ни фонтана поблизости не нашлось, и Гареду пришлось разрубить тело и побросать останки в дождевую бочку. Уонда приблизилась к луже ихора, погрузила в нее руки и содрогнулась, когда воронцовые метки поглотили энергию. Кровь демона так и будет вонять, но на солнце не загорится.

Уонда подняла голову и, напитанная ночной силой, сверкнула глазами.

– Не желаете, госпожа, чтобы я еще поохотилась, – может быть, их тут больше?

– Мне будет спокойнее, если ты останешься рядом.

Лиша сказала правду, но ей также хотелось уменьшить потребление магии, пока она не разобралась в ее эффектах.

Они быстро перешли во внутренний город, оказавшись невдалеке от дворца Райнбека. Здесь улицы ярко освещались лампами и патрулировались городской стражей, но и от нее удалось без большого труда скрыться.

– Мы почти вернулись во дворец, – заметила Лиша.

– Само собой, – сказал Рожер. – Бордель соединен с дворцом системой туннелей, чтобы Райнбек и его придворные фавориты могли ходить туда круглосуточно.

Они свернули за угол, там и стоял пансион госпожи Джессы для одаренных барышень. Это было роскошное здание в три этажа, с двумя крылами вокруг центральной башни. Как отметила Лиша, башню и само строение расписали мощными метками, вырезанными глубоко, покрытыми лаком и начищенными до блеска. Пометили и фонарные столбы, высившиеся вдоль улицы. Пади городские стены, пансион был бы так же неприступен для подземников, как сам дворец.

Рожер смело подошел к двери и дернул за шелковый шнурок звонка. Лиша могла только предположить, что тот сработал, – снаружи они ничего не услышали. В следующий миг дверь распахнулась, и на пороге возник огромный мужчина. Он не был так высок, как Гаред, но шире в плечах, с бычьей шеей, которая распирала ворот дорогой кружевной сорочки, и с толстыми ручищами, грозившими разорвать по швам бархатную куртку. Лицо было скособочено, нос, похоже, ломался не один раз. Волосы – чуть тронуты сединой, но это лишь добавляло матерости. На поясе, под рукой, висела полированная дубинка.

– Я тебя не знаю. – Простое утверждение здоровяк превратил в угрозу.

– Да неужели, Джакс? – спросил Рожер, отбросив капюшон. – Я немного подрос, но все еще тот же пацан, которого ты подкидывал так высоко, что я доставал до стропил.

Мужчина моргнул:

– Рожер?