Мартин нашел жену в спальне. Сидя в белом плетеном кресле-качалке у окна, она покачивалась в дремотном забытьи. Широкая, точно меч, полоса света от уличного фонаря падала на ее левое плечо и золотила груди. Она сидела совершенно обнаженная, и овальное высокое зеркало, стоявшее в раме около кресла, отражало призрачное совершенство ее тела.

— Что, черт возьми, ты делаешь, Триция? — спросил он даже с некоторым удовольствием, поскольку, несмотря на двадцатилетнее супружество с этой женщиной, неизменно находил жену весьма привлекательной.

Она манила его как в изысканных, стоивших целое состояние нарядах от избранных модельеров, так и в пижаме, если вдруг среди бела дня он заставал ее в кровати с бутылочкой пина-колады. Поэтому сначала Мартин подумал, что она устроилась тут в кресле ради его ублажения. И хотя у него не было сейчас настроения трахать ее, тем не менее он признал, что деньги, потраченные им на пластических хирургов в Беверли-Хиллс, были вложены с пользой и принесли прекрасный визуальный результат.

Но эта мысль угасла, как огонек свечи на сквозняке, когда Мартин понял, в какой глубокой отключке пребывает его жена. Обычно ее полусонное состояние, вызванное наркотиками, пробуждало в нем животные страсти, и он грубо овладевал ею, как старой тряпичной куклой, — именно такой тип поведения он предпочитал при совокуплении с любой женщиной, откровенно желающей, чтобы он ее обслужил. Однако этот день проходил совсем не так, как планировалось, и Мартин достаточно хорошо знал, как работают его тело и мозг, чтобы понимать: если он и решит сегодня трахнуть еще одну женщину, особенно такую, которая не будет сопротивляться, то все-таки она не должна реагировать на него примерно так же, как реагирует протоплазма на музыку Шопена. Едва ли это доставит ему желанное удовлетворение.

Поэтому он сразу выбросил из головы и ее прелести, и надежду добиться от нее внятного ответа на заданный вопрос. И совершенно проигнорировал ее, когда она вдруг пробормотала:

— Пора сваливать в Мельбурн, Марти. Пора срочно сваливать.

Типичный наркотический бред, подумал Мартин. Пройдя в ванную комнату, он включил горячий душ, чтобы прогреть помещение, и вымылся под краном, тщательно намылив лицо и руки любимым мылом Триции.

Покачиваясь в качалке у окна, его жена вновь заговорила, на сей раз громче, чтобы перекрыть шум льющейся воды:

— Я уже звякнула кое-кому. Прикинула, во что это нам может обойтись. Мы быстро провернем это, Марти. Малыш, ты слышишь? Надо сматываться в Мельбурн.

Остановившись в дверях ванной, он бережно осушил руки и лицо полотенцем. Триция увидела его, улыбнулась и, пробежав своим ухоженным пальчиком по бедрам и животу, соблазнительно поиграла грудью. Сосок отвердел, и ее улыбка стала шире. Мартин никак не отреагировал.

— Подумать страшно, какая жуткая жара в этой Австралии. Но нам придется сматываться в Мельбурн, потому что я пообещала ему.

Мартин начал воспринимать ее лепет более серьезно. Его внимание привлекло местоимение «ему».

— О чем ты тут бормочешь, Триция?

Она недовольно надула губки.

— Опять не слушаешь, Марти. Терпеть не могу, когда ты плохо меня слушаешь.

Мартин знал, как важно сейчас умилостивить ее.

— Милая, я внимательно слушаю. Мельбурн, жара, Австралия, какое-то обещание. Я все слышал. Просто не понял, как все это связано и к чему, собственно, относится. Может быть, ты соблаговолишь пояснить?

— Вот к чему это относится…

Она небрежно взмахнула рукой, обведя туманным взглядом всю комнату. Потом ее настроение резко изменилось в духе доктора Джекила и мистера Хайда, что вообще свойственно наркоманам.

— У тебя манеры долбаного гомика, Марти, — презрительно фыркнула Триция. — Надо же, какие мы вежливые: «Может, ты соблаговолишь пояснить…»

У Мартина почти иссяк запас терпения. Еще пара минут такой отупляющей словесной дури — и он просто-напросто придушит ее.

— Триция, если ты узнала что-то важное, то давай рассказывай. Иначе я пойду принимать душ.

— Ах-ах-ах, — с усмешкой протянула она. — Он пойдет принимать душ. И наверное, мы узнаем почему, если принюхаемся. Мы поймем, какой дрянью мы пахнем. И кто же подвернулся тебе на сей раз? Кого из этих дамочек ты поимел сегодня? Только не ври мне, Марти, уж я-то знаю, чем бы ты сейчас занимался, если бы никого не трахнул. Они все рассказывают мне, соображаешь? Даже жалуются. А вот этого ты наверняка от них не ожидал, верно?

На мгновение Мартин почти поверил ей. Бог свидетель, иногда простой акт грубого овладения женщиной не приносил ему желаемого удовлетворения. Порой неприятности наваливались на него до такой степени, что только известный уровень жестокости компенсировал ему временную потерю контроля над бесконечными проблемами, которые точно мошкара кружили вокруг него. Но Триция могла лишь догадываться об этом, поскольку ни одна телка в его стаде не была настолько глупа, чтобы жаловаться на него. Поэтому Мартин отвернулся от жены, оставив ее замечание без внимания. Он начал раздеваться и первым делом снял рубашку.

Триция возвестила из спальни:

— Так что пора прощаться. Скажи пока-пока всем этим птичкам. Ты готов к прощанию, Марти?

Расстегнув молнию на брюках, он сбросил их на пол. Потом стащил носки. Все это время он не произносил ни слова.

Триция продолжала разглагольствовать:

— Он сказал, что если мы свалим в Австралию, мы с тобой, то он прикроет свои полицейские глазенки на наши делишки. Поэтому, похоже, нам придется убраться.

— Он? — Мартин вновь появился в дверях спальни, на этот раз в одних трусах, и с нажимом повторил: — Он? Триция, ты сказала «он»?

У него противно засосало под ложечкой. Приступ тошнотворного страха подсказал ему, что за то время, пока его жена находилась в доме одна, действительно могло произойти все, что угодно.

— Точно, — хихикнула она. — Он был прямо как шоколадка. И наверное, оказался бы таким же сладким, если бы мне захотелось попробовать его. Сегодня он заявился без той телки, так что я могла бы и поразвлечься. Вот только он был не один.

«О боже, — в ужасе подумал Мартин. — Они вернулись, эти мерзавцы. Они вошли в дом и разговаривали с моей безголовой женой!»

Он быстро подошел к креслу-качалке и отбросил руку Триции в сторону от груди.

— А ну рассказывай! — приказал он. — Здесь была полиция. Рассказывай.

— Эй, нельзя ли повежливее? — обиженно воскликнула Триция и вновь начала теребить свой сосок.

Мартин схватил ее за пальцы и сжал их с такой силой, что они хрустнули, как сухие прутья.

— Прекрати, а не то я его отрежу, — пригрозил он. — Вряд ли тебе понравится такая идея — лишиться своих аппетитных сосочков. Ты ведь не хочешь рыдать по ним? Поэтому быстро выкладывай все, или я не отвечаю за последствия.