– Как сводник, приодевшийся у полкового портного.

Коска расплылся в лучезарной улыбке.

– Именно то, чего я добивался! Что ж, за дело, сержант Балагур! – И, откинув полог, решительно шагнул из палатки в сияние ясного солнечного дня.

Балагур двинулся за ним след в след. Теперь это было его работой.

* * *

Аплодисменты раздались, не успел он запрыгнуть на бочонок. На речи своей Коска приказал присутствовать всем офицерам Тысячи Мечей, и они действительно собрались и встретили его радостными воплями во всю глотку, хлопками, гиканьем и свистом. Впереди стояли капитаны, за ними лейтенанты, в тылу толпились прапорщики. Последние почти во всех армейских формированиях являлись их лучшими представителями – самые молодые и знатные люди, самые способные и смышленые, отважные и преданные идеалам. Здесь, в бригаде наемников, все было как раз наоборот. Самые старые и опытные стервятники, по уши погрязшие в пороках, самые коварные предатели, быстрее всех сбегающие с поля боя, имеющие наименьшее количество иллюзий и наибольшее – измен за душой. Точь-в-точь такие, как сам Коска, другими словами.

В ряд возле бочонка выстроились, аплодируя сдержанно, Сезария, Виктус и Эндиш. Величайшие и подлейшие из всех плутов. Не считая самого Коски, конечно. Балагур остановился чуть позади, скрестил на груди руки и принялся шарить взглядом по собравшимся. Уж не считает ли он их? – подумал Коска и решил, что наверняка так и есть.

– Нет, нет! Не надо! Слишком много чести, парни! Мне аж неловко от столь доброго ко мне отношения! – Он махнул рукой, и верноподданнический гам сменился молчанием в ожидании продолжения.

К нему обратилось множество лиц, покрытых шрамами и оспинами, загорелых и нездорово бледных, алчных, как у бандитов, – которыми эти люди и были.

– Отважные герои Тысячи Мечей! – загремел голос Коски в благоуханной утренней тишине. – Ну… скажем так, по меньшей мере, отважные парни Тысячи Мечей! Или даже так – просто парни! – По рядам прокатился смех, послышались одобрительные возгласы. – Ребята мои, все вы меня знаете. Кое-кто из вас сражался рядом со мной… или впереди, это точно. – Снова волна смеха. – Остальные знают… мою незапятнанную репутацию. – И снова смех. – Вы знаете главное – я один из вас. Солдат, конечно же! Воин, разумеется! Но такой, который охотней вкладывает оружие в ножны… – Коска, многозначительно кашлянув, оправил штаны в паху, – чем обнажает его! – И под громовой хохот хлопнул по рукояти меча.

– Да не скажут никогда, будто мы не мастера и не поденщики славного ремесла – войны! А какие-нибудь комнатные собачки у ног благородного господина! Мы люди сильные! – Он шлепнул по могучей спине Сезарию. – Жаждущие славы! – Ткнул пальцем в Виктуса. – Да не скажут никогда, будто мы не шли отважно на риск ради вознаграждения! – Одобрительный ропот. – Ваш наниматель, молодой принц Фоскар, хотел отправить вас в лобовую схватку с главными силами врага… – Настороженное молчание. – Но я отказался! Пусть вам платят за то, чтобы вы сражались, сказал я ему, но вы куда больше жаждете денег, чем сражений! – Горячее одобрение. – И, следовательно, сапоги мы замочим выше по реке, где встретим меньше противодействия! Что бы сегодня ни происходило, как бы оно не обернулось, помните – вы всегда можете рассчитывать на то, что ваши интересы я лелею, как… свои собственные! – Коска потер большим пальцем остальные, вызвав еще более радостные вопли.

– Я не стану вас оскорблять, требуя отваги, стойкости, верности и чести! И без того знаю, что всем этим вы наделены в высшей степени! – Общий смех. – Поэтому – по местам, офицеры Тысячи Мечей! Ждите моего приказа. И пусть госпожа удача пребудет нынче на нашей стороне! Ведь она, в конце концов, благоволит тем, кто меньше всего ее заслуживает! Пусть ночь застанет нас победителями! Целыми и невредимыми! И, главное, богатыми!

Последовал шквал одобрения. В воздух взметнулись мечи и копья, руки в кольчугах и броне, кулаки в латных рукавицах.

– Коска!

– Никомо Коска!

– Капитан-генерал!

Улыбаясь, он соскочил с бочонка, и офицеры начали расходиться. Сезария и Виктус тоже ушли, готовить свои полки, вернее, свои шайки оппортунистов, воров и головорезов, к боевым действиям. А Коска неторопливо поднялся на самую вершину холма, откуда открывался вид на мирную долину, еще укрытую кое-где островками утреннего тумана, на которую гордо взирала со своей горы Осприя, казавшаяся этим ясным утром особенно прекрасной. Сливочный камень построек, черно-голубые полосы мраморной отделки, медные крыши, позеленевшие от времени и лишь на немногих домах, выстроенных недавно, ослепительно сверкающие под лучами солнца…

– Славная речь, – сказал Эндиш. – Если кому нравятся речи.

– Спасибо. Мне нравятся.

– Вам они по-прежнему удаются.

– Эх, друг мой… ты видел, как приходят и уходят капитан-генералы. И знаешь, что бывает такой счастливый период в самом начале, когда новый командир попросту не может ни сказать, ни сделать ничего неправильного в глазах подчиненных. Как муж – в глазах молодой жены. Увы, это не длится вечно. Сазин, я, Меркатто, бедняга Карпи Верный – у каждого из нас прилив сменился отливом в свое время. Одни умерли, других предали. И сейчас у меня снова этот период. В будущем заслужить одобрение будет потруднее.

Эндиш оскалил зубы в ухмылке.

– Вы всегда умели сплотить вокруг общего дела.

– Ха! – Коска опустился в капитан-генеральское кресло, стоявшее в редкой тени ветвистой оливы, откуда хорошо видны были оба брода. – Будь прокляты эти дерьмовые общие дела! Это всего лишь предлоги. Я не видел людей, действующих с большей глупостью, жестокостью и эгоистичной злобой, чем те, кто воодушевлен именно общим делом. – Прищурясь, глянул на солнце, ярко пылавшее в чистом голубом небе. – Чему мы, без сомненья, станем свидетелями в ближайшие часы…

* * *

Рогонт с чуть слышным звоном обнажил меч.

– Свободные воины Осприи! Свободные воины Лиги Восьми! Великие сердца!

Монца отвернулась и сплюнула. Речь. Пустая трата времени вместо того, чтобы побыстрее выдвинуться и посильнее ударить. Окажись у нее перед началом битвы время для речи, она решила бы, что подходящий момент упущен. Отступила бы и поискала другой. Нужно считать себя весьма значимой фигурой, чтобы верить, будто слова твои могут что-то изменить.

Не удивительно поэтому, что у Рогонта все так хорошо складывалось…

– Вы долго следовали за мной! Долго ждали случая доказать свою доблесть! Я благодарен вам за ваше терпение! Благодарен за вашу отвагу! За вашу верность! – Он поднялся в стременах, вскинул меч над головой. – Сегодня мы сразимся!

Выглядел герцог на славу, ничего не скажешь. Высокий, красивый, крепкий, кудри развеваются на ветру. Броня усеяна сверкающими драгоценными камнями, оружие начищено так, что смотреть больно. Войско его, впрочем, тоже расстаралось. В центре – тяжелая пехота, в доспехах с ног до головы, с палашами, зажатыми в латных рукавицах, с щитами и голубыми накидками, украшенными белой башней Осприи. По флангам – пехота легкая, застывшая в положении «смирно», затянутая в клепаную кожу, под строго вертикальным лесом копий. Лучники в плащах с капюшонами, арбалетчики в стальных касках. Безупречное построение слегка портил отряд аффойцев на дальнем правом фланге – ряды кривоваты, оружие разное, но и они выглядели куда аккуратней, чем все солдаты, которыми случалось командовать Монце.