– Да нет, это я так просто, – пробормотал Игорь, вздохнув. – Все в порядке, держи еще один бакс.

Захаров стоял в почти пустом вагоне поезда, держась за поручень у окна и напряженно думал. Он возлагал на встречу с Гесом столько надежд, строил разные варианты разговора с ним, но то, что произошло не вписывалось не в один из них. Он был опять отброшен назад, в своем желании разобраться в обстоятельствах гибели друга.

В самом скверном расположении духа, он направлялся к Джине. К бывшей жене покойного Геса, со слабой надеждой разговорить ее, под предлогом возврата ключа. Игорь понимал, что это слабая надежда, но он должен был попробовать этот последний шанс.

Да, я должен попробовать, – прошептал он. Глядя на стремительно мелькающие лучи света от неоновых фонарей.

Треск вагонов, скрежет и визг колес на повороте, вернул его в действительность. Он окинул взглядом почти пустой вагон и только тут заметил стоящую рядом женщину, с грудным ребенком на руках. Которая протягивала ему носовой платок. Только сейчас Игорь обратил внимание на то, что ватный тампон, который ему наложил на рану хозяин ночлежки намок и густые, темные капли крови скатываются с подбородка на его пиджак и брюки.

Поблагодарив женщину за участие, он достал свой носовой платок и зажав рану, вновь погрузился в тягучее размышление.

Увидев ребенка на руках у матери, он вспомнил теорию Фрейда. О том, что вся жизнь ребенка проходит в эротической борьбе сына с отцом из-за матери. И в более ослабленной степени – дочери с матерью из-за отца.

«Видимо прав, – подумал Захаров, – старик Фрейд, говоря, что Эрос – двигатель всех желаний и побуждений. Именно по его учению все бессознательное – это хранилище вытесненных желаний и инстинктов, заряженных мощной психической энергией, готовых в любой момент реализоваться. И тут не бывает сомнений и отрицаний, да и с течением времени они не могут меняться. Так уж устроен человек. Все его половые переживания, которые занимают в жизни любого ребенка доминирующее место, подавляются сознательно, а еще более бессознательно. Видимо так и рождаются сексуальные, психические травмы, которые остаются у человека, находятся в ущемленном состоянии.

По всей видимости, Шаман в свое время хорошо научился разбираться во всех этих тонкостях. Не случайно от его подопечных не было никогда заявлений в милицию, как впрочем и от их близких. Назаров научился взламывать барьер своеобразного сторожа, который, начиная с самых ранних лет жизни, действует в направлении недопущения в область сознания недозволенных желаний».

Он вдруг вспомнил слова Силина об учении вытеснения, которое якобы и является фундаментом, на котором покоится здание психоанализа. Когда общественная среда делает невозможным или затруднительным в силу обычаев, устоев или запретов удовлетворения сексуальных влечений, то они вытесняются в бессознательное. Вытесненные в бессознательное, они все равно ищут способ косвенного удовлетворения – уж так устроена психика человечества. Это выражается в различных обмолвках, ошибках при чтении и так далее. А ведь всеми этими явлениями заполнена жизнь нормального человека.

Невинное детство – это лишь оболочка явлений, в глубине которых уже на ранних ступенях развития кипят бурные страсти. Именно здесь и закладывается фундамент будущих конфликтов, интриг, с этих пор начинается формироваться характер будущих неврозов и отклонений в поведении в будущем у взрослых людей…».

Дождавшись своей остановки, Захаров медленно, придерживаясь за поручень рукой, направился к выходу. Еще минута, и поезд медленно выползает на нужную ему станцию, короткая остановка и он, трогаясь, набирая скорость, уносится в черный свод туннеля.

Он со вздохом окинул взглядом закрытые магазинчики, полупустой перрон, по которому быстро расходились редкие прохожие, среди тусклого света неоновых фонарей. Переведя немного дух, Игорь направился к выходу, держа платок и, проклиная брошенный кем-то камень, который не мог пролететь несколько миллиметров левее. Из-за этой хоть и небольшой травмы теперь сильно болела голова, рана постоянно кровоточила, а рвотное чувство становилось все сильней.

Поднимаясь по заплеванным чугунным ступенькам наверх, он вдруг наткнулся на кого-то, и машинально поднял голову.

В стоптанных кроссовках, потертых джинсах и кожаной куртке с серебреной цепью на массивной шее, стоял детина квадратного типа, тяжело жующая челюсть, хищные черные очки, короткая стрижка, серьга в ухе.

– Никак перебрал, мистер? – спросил он угрюмо.

Щурясь от боли, Игорь посмотрел на огромные очки, ослепительные белые зубы, на его левую руку в кармане брюк, пальцы правой, теребящие что-то в другом кармане куртки.

– Тебе то, что за печаль? – хрипло спросил он, делая шаг в сторону.

– Я вижу, ты, говнюк, хорошим манерам не обучен? – вдруг заревел детина. Дыхнув перегаром виски и табака, хватая Захарова за плечо.

Скорее инстинкт самосохранения и реакция, чем логика и сознание, дала импульс в мышцы. Мгновенно захватив правой рукой сверху кисть нападавшего, другая рука, практически одновременно описав дугу, блокировала руку нападавшего. Еще резкий поворот корпуса вокруг оси, с наклоном в сторону и незнакомец под хруст вывернутой руки ткнулся лицом в грязные ступеньки.

Истошный крик разорвал тишину невысокого, темного свода станции. Но нападавший как оказалось был не один, и последнее что успел заметить Захаров, так это свои ноги, мелькнувшие, словно в затейливом мультике. На этом его восприятие мира захлопнулось…

– …Да нет у него больше ничего в карманах, кроме ключей, – донеслось до Захарова сквозь звенящую пелену.

– А ты не торопись и шмонай как следует, – посоветовал кто-то.

– Что за ключи? А ну, покажи, – пробасил другой.

– Вот от машины, да от номера в отеле.

– Какой отель?

– На брелке «Розария».

– А ты говоришь, нет ничего, – хохотнул кто-то. – Значит приезжий. Есть время номер взять. А то, что за ключи? От машины?

– Да.

– Где у нас тут ближайшие стоянки? – словно через вату доносилось до Игоря.

– Метрах в ста ближайшая, по-моему, – неуверенно ответил голос первого грабителя.

– Ну вот! Может, и в машине что-то найдем. А ты говоришь, что нет ничего! Ищи еще.

– Эта задница мне руку сломал, – пробормотал кто-то, хриплым, прокуренным басом.

«– Значит, вас трое и одному из вас я успел клешню сломать», – вяло шевельнулось в голове Захарова.

В ту же секунду его правая рука, словно гигантская механическая пружина, вылетевшая из укрытия, вцепилась в кадык грабителя, который стоял на коленях и бесцеремонно обшаривал его карманы.

– Гык! – сдавленно вякнул тот, выпучив от боли глаза. Потребовалась еще секунда на то, что бы повернуться на бок и освободить пистолет, находившийся за поясом брюк у поясницы.

Мгновение на то, чтобы снять его с предохранителя и направить на стоявшего