Гилнора о том, чем грозит близость с леди. Но ведь ни одна из дочерей Хадора ничем себя не запятнала! Может быть, речь о неотёсанной дикарке Брегиль? Она что, оторвала член жениха ради научных исследований?

Решив, что эта аданет способна и на более страшные дела, Глорэдель отправилась в госпиталь, после чего планировала всё-таки выспаться, а потом зайти за письмами. Только что-то подсказывало — торопиться не стоит.

Поживи мирно

Когда Железные Горы остались позади, Торгор понял, что его уже ничем не испугать. Не здороваясь и не прощаясь ни с кем встречным, беоринг отправился прямиком в одну из сторожевых башен, потребовал вычеркнуть его из списков воинов осадного лагеря и в тот же день уехал домой. Догадываясь, что придётся объяснять свой поступок, Торгор совершенно не нервничал. В конце концов, что ему сделают? Отправят выполнять тяжёлую работу? Могилы копать? Поле пахать? Служить в армии в Дортонионе? Да легко! С радостью! Только бы не мёрзнуть, не голодать и не быть в глазах всех и каждого брошенным невестой дураком.

Наверное, это и есть настоящая свобода, когда наплевать на всех. Печально и неправильно, но, похоже, именно так устроен мир. Другого всё равно не дали, значит, надо жить в этом. И не жаловаться. Большинству людей ведь намного хуже!

***

«Гнев Валар не пройдёт,

И ветер большой дорогу найдёт,

Разрушит горы и скалы,

И ветру земли будет мало.

Завоет он смертной тоской,

Но не в ветре покой».

Арминас погрузился в воспоминания, то и дело слыша, будто наяву, песню, которая порой звучала на Ард-Гален, в основном, из уст кареглазых эльфов или оссириандских уроженцев. Уставшие от борьбы жители Сумеречного Края пели о недостижимом отдыхе в безопасности, строки пронизывали боль и бессилие, которое оставалось непонятным для аманэльдар, даже искалеченных войной.

«А после ветра — огонь,

Летящий как бешенный конь,

Сжигающий всё на пути,

Который насквозь никому не пройти,

Поскольку он льётся рекой.

Но не в огне покой».

Достичь тихого приюта тёмные эльфы мечтали любой ценой, возможно, не понимая этого до конца. Потерявшие в неравном бою слишком много, Авари были готовы принести в жертву Арду целиком и всё живое в ней, лишь бы больше не бороться. Арминас боялся, что однажды поймёт и разделит эту мечту.

Аманэльдар тоже нередко пугали друг друга легендой о Семи Песнях Истины или просто о Седьмой Песне, но в ней был совсем иной смысл — созидательный. В средиземских же строках не звучало ничего, кроме смерти.

Однако, несмотря на столь упаднические настроения, Мориквэнди выжили. Не все и даже не многие, но они продержались, дождадись помощи из-за моря.

Арминас вздохнул, ощущая надоевшую усталость от тоски по семье и ожидания, когда Варнондо казнит его за предательство короля. Только новый командир Крепости Исток не спешил рубить с плеча. Может быть, бескомпромиссный исполнитель приказов верховного нолдорана начал что-то понимать и переоценивать? Некоторые предполагали, будто Варнондо боится, что принц Финдекано вернётся и накажет его за самоуправство.

Однако сам страж склонялся к иному мнению. Вспоминая неудачный поход к отринувшим дружбу эльфов смертным, Арминас не мог отделаться от мысли, что все люди в той или иной степени недолюбливают эльфов, поэтому нельзя полагаться на младшую расу слишком сильно. Может быть, Варнондо тоже думает так, поэтому не хочет быть слишком жёстким со своими собратьями?

Как бы то ни было, страж радовался, что жив и не в тюрьме. А ещё грело знание: из очередной опасной авантюры все вернулись живыми и здоровыми. Странно складывалась жизнь: эльфы защищали людей от людей, а люди, в свою очередь, жертвовали собой, оберегая эльфийские королевства, которые встали нерушимой стеной между Морготом и мирными народами Средиземья. Кольцо замыкалось, и одной из главнейших его частей оставалась смерть. Седьмая Песня? Ей всё-таки суждено прозвучать? Неужели для каждого? Может быть, удастся обмануть рок?

«А после огня тишина

Обрушится словно стена,

И возвратятся сны,

Которым не будет цены!

И никому не дано

Сил изменить жребий свой,

Ведь в той тишине покой».

***

После тяжёлой работы спалось сладко всю ночь, и лишь под утро сон стал тревожным. Сначала зазвучал металл, потом задрожала земля, весь горизонт вспыхнул разноцветным пламенем, и пришлось бежать, сталкивая в преследующий огонь каких-то обгорелых существ, тянувших кривые подобия рук. Откуда-то появилась уверенность, что домой вернуться уже не получится и надо искать новое место. Не просто искать — отвоёвывать у чудовищ. Во сне были две девочки, старшую из которых называли матерью тьмы, а младшую — матерью света. Был и мальчик, над которым кто-то страшно хохотал.

«Вся наша семья здесь, под этим камнем, — сказал незнакомый голос. — Вся наша жизнь».

«Хорошо, что папа и мама не дожили и не увидели это», — промелькнула мысль.

Раздался лязг металла, и сон оборвался.

Чувствуя, как судорожно бьётся сердце, Брегиль попыталась отдышаться. Всё, что приснилось, забылось сразу же, потому что из коридора доносились громкие голоса и смех — вернулись последние разведчики.

Странное ощущение заставило содрогнуться, словно жизнь треснула весенним льдом под ногами. В одно мгновение натянув платье и собрав волосы под платок, дочь Брегора бросилась навстречу голосам. Она знала — гордая Лориан не станет бегать за своим мужчиной, и в этом её большая ошибка. Гордость, конечно, украшает, но оставляет ни с чем.

***

Когда земли, скрытые под пологом мрака и ужаса, остались позади, и оказалось, что в Белерианде раннее утро, Арахон коротко простился с Торгором, поблагодарил за помощь Маланора и, наскоро перекусив в ближайшей сторожевой башне, поспешил доложить командованию о безрезультатных поисках. Воин догадывался — похвалы он вряд ли дождётся, поскольку его авантюра не принесла результата. Если бы вода или подземный город нашлись, Арахона бы объявили героем, но теперь, скорее всего, припомнят бессмысленный риск со всей строгостью. Вероятно, больше не позволят командовать даже маленьким отрядом. Обидно!

Беседы с попутчиками-гномами, любезно согласившимися подвезти до «Маяка Мараха» — сторожевой башни на западе равнины, где обычно селились вожди и военачальники, отвлекали от печального будущего, а мысли о том, что после неприятной беседы состоится встреча с девами, и вовсе согревали душу лучше эльфийского