«Очень надеюсь, мы не будем зря губить наших солдат сейчас, когда рывок закончился», – написала Клементина мужу 13 августа. «Твое замечание насчет бережного отношения к солдатам показывает, что ты очень мудрая и здравомыслящая военная кошечка», – ответил Черчилль. В этот же день он уехал из замка Вершок в Париж, чтобы председательствовать на межсоюзническом совещании по вооружениям. Его задачей было принятие программы на 1919 г. Он встретился с Клемансо, которого беспокоили возможности Британии в части людских ресурсов. «То, что мне известно, у меня тоже вызывает тревогу, – написал Черчилль Клементине. – Мне кажется, у нас не хватает резерва».

16 августа в Париже Черчилль договорился о производстве танковых двигателей и пушек, необходимых 3‑й армии американцев. Через два дня он обратился к Лушеру за помощью в проектировании и производстве бомбардировщиков дальнего действия, которые смогли бы нести повышенную бомбовую нагрузку. «Наступает момент, – пояснял он, – перевести войну на территорию противника, дать ему ощутить, что его собственные города и население погружаются в тот хаос, который он сеял в Бельгии и Франции. Необходимо перед приходом зимы воздействовать на его моральный дух и немедленно сбросить бомбы на его голодные и подавленные города».

На три дня Черчилль вернулся в Вершок. 19 августа он на один день слетал в штаб Хейга во Фреване. «Он всячески старается нам помочь, – записал Хейг в дневнике, – и спешит обеспечить нас снарядами 10-го калибра, газом, танками и пр. Все его планы рассчитаны на завершение войны к следующему июню!» Вернувшись в сумерках на аэродром близ замка Вершок, Черчилль поговорил с группой молодых летчиков, которые готовились к вылету на ночное бомбометание в Германию. «Слушай, – сказал он своему пилоту, – а ведь дома люди и понятия не имеют, чем занимаются здесь эти парни».

Черчилль пробыл в замке еще неделю. К 24 августа британские войска на Сомме вернули себе почти все территории, захваченные немцами в марте. «Очень радостно свободно продвигаться вместе с армией, – написал он в тот день Клементине. – Но я успеваю регулярно заниматься своими делами». На следующий день он улетел в Англию. С аэродрома в Кенли он отправился сразу в Лалленден, чтобы побыть с семьей.

31 августа большевики ворвались в здание британского посольства в Петрограде. Среди офицеров, находившихся там, был и британский военно-морской атташе капитан Фрэнсис Кроми. Ему удалось застрелить трех нападавших, но сам он был убит. Как только об этом стало известно Черчиллю, он продиктовал записку для кабинета министров: «Кроми был очень одаренным человеком исключительно высоких профессиональных качеств. Икренне надеюсь, что правительство, несмотря на множество других забот, постарается найти тех, кто совершил это преступление. Репрессии против различных большевистских ничтожеств, которые могут попасть к нам в руки, реального значения не имеют, хотя и ни в коей мере не могут быть исключены. Единственной эффективной политикой является выявление тех в большевистском правительстве, к которым должно быть применено правосудие. И не имеет значения, сколько времени на это потребуется. Они должны понимать, что их наказание станет важной задачей британской политики и мы будем постоянно иметь это в виду как во время войны, так и при заключении соглашений».

Черчилль вывел из отдельного инцидента важный общий принцип. «Усилия, которые готова предпринять страна для защиты своих граждан от насилия, – написал он, – являются вернейшим показателем ее величия как организованного государства. Тот факт, что тысячи людей гибнут на справедливой войне, не должен притуплять наше внимание к событиям подобного рода». 4 сентября на заседании кабинета было решено направить телеграмму советскому правительству с угрозой репрессий против Троцкого, Ленина и других руководителей правительства, если жизни британских подданных не будут защищены.

В августе Черчилль провел переговоры с правительством Чили о приобретении союзниками производимых в Чили нитратов – важнейшего компонента для производства боеприпасов. 7 сентября он направил телеграмму Бернарду Баруху в Вашингтон с просьбой уточнить, какое количество боеприпасов ежемесячно потребуется американской армии в 1919 г. Ему необходимо было согласовать действия союзников. Днем он с женой и детьми отправился на краткую приморскую экскурсию в залив Сент-Маргарет близ Дувра, к вечеру уехал в Лимпн, а оттуда улетел в замок Вершок.

Клементина понимала необходимость длительных отлучек мужа, но ее тревожило участившееся количество полетов, которые он совершал. Он умолял ее не беспокоиться. «Полеты рождают у меня потрясающее чувство покорения пространства, – написал он. – Уверен, тебе бы это тоже понравилось». На следующий день он слетал в Монтрёй, в штаб Хейга. Там все были убеждены, что победа будет одержана до конца 1918 г. «Всегда надо делать скидку на завышенный оптимизм, – написал он Клементине. – Впрочем, у любой задачи всегда есть окончание, и в какой-нибудь день оптимисты окажутся правы».

Черчилль старался бывать на всех участках наступления британской армии, чтобы понять, как используются боеприпасы, горчичный газ и танки. 9 сентября он осмотрел только что захваченные немецкие позиции в Дрокуре. «Деревня полностью в руинах, – написал он Клементине. – Всюду страдание, мусор, грязь и мерзость запустения. Время от времени то тут, то там рвутся снаряды противника, на которые работающие, спящие, едящие, моющиеся или марширующие солдаты уже не обращают ни малейшего внимания. Большинство погибших британцев похоронены, но много синих и серых германских мундиров еще лежат на земле».

Черчилль не стал описывать жене всю ситуацию в Дрокуре. Но он подробно описал ее Ллойд Джорджу, стремясь показать, что происходит, когда наступающая пехота остается без поддержки танков. «Все укрепленные немецкие позиции захвачены, кроме щелей, из которых вели огонь пулеметчики, а наступающие части были лишены поддержки танков, – писал он премьер-министру 10 сентября. – На одном небольшом участке шириной менее четырехсот метров только что похоронили почти четыреста канадцев и очень немного немцев. Вы были бы шокированы происходящим там, где наше наступление на время захлебывается. Это похоже на полосу водорослей или мусора, которую оставляет после себя на берегу гигантская волна».

Черчилль не уставал предупреждать Ллойд Джорджа, что в результате интенсивного расходования боеприпасов на Западном фронте с начала августовского наступления возникает серьезная опасность их дефицита в 1919 г. С учетом того, что произошло в Дрокуре, он стремился в будущем году существенно увеличить количество танков и соответственно увеличить число экипажей. «Дело в том, – писал он, – что экипажей требуется намного больше, чем танков, поскольку невосполнимые потери среди личного состава велики, тогда как поврежденный танк, как правило, очень быстро можно восстановить». Наряду с ремонтом танков Черчилль также упорно продвигал идею о проектировании более крупных, более мощных, более быстроходных танков и их изготовлении к лету 1919 г.

Хейга тревожило, что Черчилль делает упор на кампанию 1919 г. Вечером 10 сентября он направил к нему их общего друга, чтобы тот передал ему: «Мы должны стремиться закончить войну сейчас и не откладывать поставку танков до тех пор, пока испытания не подтвердят их совершенство». Но в одном случае мнения Хейга и Черчилля совпадали. 12 сентября он написал Клементине из Парижа: «Я хочу дать немцам первую хорошую порцию горчичного газа до конца месяца. Хейг в этом очень заинтересован. Думаю, у нас его достаточно. Их скулеж при поражении будет очень приятно слышать».