отговорить дочерей Софии от христианства и поклониться языческой богине Диане, потом – запугать, затем принялся их жестоко пытать и в конце концов – отрубил им головы. Греческие имена дочерей – Постис, Элпис и Агапе – в переводе на русский и означают: Вера, Надежда и  Любовь. С этими именами они и вошли в нашу историю и память. София в переводе означает мудрость, но имя матери сохранилось у нас в своем греческом звучании.

На день смерти Вере было 12 лет, Надежде – 10 и  Любови – 9. Император отдал истерзанные тела дочерей Софии, она с почестями похоронила их и умерла через три дня. Память о них Православной церковью совершается 30 сентября.

Надежда – как чувство ожидания блага, чего-то хорошего – существовала и имела свое словесное обозначение, разумеется, задолго до христианства. Из той же Античности до нас дошло Dum spíro, spéro – «Пока дышу, надеюсь». Знаменитому Диогену, жившему лет на триста с лишним раньше апостола Павла, приписывают живущее до сих пор высказывание «Надежда умирает последней».

Но не всем в голову приходят одни лишь возвышенные чувства в связи с переживанием надежды. Человек, чей портрет неслучайно украшает 100-долларовую купюру, неслучайно же и высказал: «Кто живет надеждой, рискует умереть голодной смертью». Он же – ясное дело, что я вспомнил о  Бенджамине Франклине,  – автор афоризма «Время – деньги». Он довольно много чего еще полезного придумал. Например, кресло-качалку, а также предложил обозначать два типа электрических зарядов как «+» и «―».

Рассуждения и сведения о надежде могут быть и забавны, и интересны, а вот сама надежда – как чувство, как ожидание чего-то хорошего или вполне определенного результата, является очень важным элементом нормального существования человека.

Народ и нация

Род, племя, народность, этнос, нация… Почему я решил об этих понятиях что-то написать? Ведь это учебный материал средней школы, который «учили все». Можно, конечно, еще раз его освежить в памяти, изложить «своими словами», но надо ли это делать в моей весьма личностной книге? Разве может быть «личное» отношение к научным понятиям – метр, килограмм, секунда и т.  п.? А если даже такое и возникает, то всегда ли оно настолько интересно, чтобы этим делиться с окружающими?

Я задавал эти вопросы самому себе – и раз уж написал то, что написал, стало быть, решил, что оно того стоит: очень уж теперь запутались все эти – прежде для меня простые и ясные – понятия. И не только запутались, а стали глубоко личными.

Сложилась большая отрасль знаний, претендующая на статус научной дисциплины: этнология. У нас в стране есть целый академический институт, который раньше назывался Институтом этнографии, а теперь – этнологии и антропологии. Когда-то, в самом начале, он и занимался в основном описанием племен и народов. Этому посвятил жизнь и человек, чье имя институт носит до сих пор – Н. Н. Миклухо-Маклай. По мере развития этнографии возникали вопросы происхождения этносов, наций и поисков максимально точного определения – что есть нация, этнос, народность, как они возникли, как изменяются и взаимодействуют и пр.,  – появилась этнология: наука об этносах. Довольно быстро стала отрастать «ненаучность» этой «научной» дисциплины, обусловленная, видимо, прежде всего чрезвычайной близостью проблем этнологии к политической жизни, политической борьбе внутри государства и на уровне стран и народов. Такие «острые» политические проблемы как национализм, нацизм, расизм и пр., нуждаются в научном обследовании и оправдании или осуждении «с научной точки зрения». А поэтому этнология – хочет или не хочет – становится служанкой политики или даже «продажной девкой», обсуживающей порой сиюминутные, порой долгосрочные интересы политиков, идеологов и прочих действующих лиц мировой истории.

Так, например, политический лозунг о праве наций на самоопределение пережил довольно долгую историю собственного существования и развития – лет сто – двести – до того, как он стал одним из весьма эффективных инструментов политики большевиков. Ясно, что для реализации этой идеи нужно было дать определение, что такое нация. И его дали – задолго до революции, в 1913 году, в статье Сталина «Марксизм и национальный вопрос». На этот вопрос теперь можно ответить несколькими способами: «наука» не дремала и выдала за столетие не одно определение нации. Но, прежде чем их тут приводить, я задам другой вопрос: а  зачем они нужны, эти определения? И кому?

Вопросы вовсе не праздные, а очень важные, потому что поиск «правильного» определения нации – вовсе не поиск истины и никак не научное исследование. Это всегда, во все времена и во всех странах, политический заказ. Ранжирование – кто есть нация, кто – этнос, кто – народность или национальность – важно, как правило, в связи с какими-то политическими требованиями, с борьбой, с разработкой и внедрением некой модели социального устройства. Одни будут считаться нацией и получат свою долю пирога, другие – народностью, и их доля может оказаться поменьше. Но возникают и нюансы: малую народность надо» защищать, и тогда возникнет интерес к тем финансовым потокам, которые направят на эту защиту… Или еще круче: право наций на самоопределение! Если ты – нация, можешь претендовать на самостоятельное государство или хотя бы автономию…

То, что вопрос о национальной (что бы этим словом не обозначалось – о смысловых нюансах скажу далее) идентичности является, во-первых, очень важным, во-вторых, политически актуальным, подтверждает недавно (2018) вышедшая книга знаменитого политического философа Фрэнсиса Фукуямы «Идентичность. Стремление к признанию и политика неприятия». По-видимому, она вызвана к жизни победой Дональда Трампа и проигрышем Хиллари Клинтон. Эта коллизия в США воспринимается как победа консерваторов-националистов и проигрыш либерал-демократов. Вот Фукуяма и взялся объяснить роль фактора идентичности (этнической, религиозной, политической и пр.) в жизни вообще и в жизни государства в частности. (Прежде чем двинуться далее, уточню: если слово «национальность» употребляется в связи с цитированием зарубежных источников, то практически всегда речь идет о политической нации, то есть гражданстве, а не этничности; в  русской культурной традиции это иначе, и об этом я скажу позднее.) Рассмотрев множество аспектов идентичности, приведя немало примеров – как из истории, так и из современной жизни,  – Фукуяма формулирует два тезиса. Один достаточно банальный и очевидный: личная идентичность (этническая, религиозная и пр.) важна и хорошее, «правильно» устроенное общество ее охраняет. Второй выглядит как прямой политический заказ: «национальную идентичность можно строить на либеральных и демократических ценностях и общем опыте». И делается вывод: «В конце концов, задача национальной идентичности заключается в том, чтобы сделать возможной саму либеральную демократию».

Подчеркнем смысл сказанного: целью (конструирования