– Он не простудится.

– Почему вы так считаете?

– Потому что он не может простудиться.

– Но разве он не такой же человек, как все?

– Он не человек, мисс Фрэнсис, – уверенно и спокойно ответил Шишкин.

Она повернула удивленное лицо.

– А кто же он?

– Он – кентавр.

Фрэнсис опустила голову и покраснела вдруг, но Шишкин не заметил этого.

– Ой! Уй! Замерз! Задубел! – раздались из ванной вопли Новика. – Шишкин! Где тут горячая? Ой!

Теперь на том же диване посредине сидел один Иван. В одной руке он держал большую дымящуюся сигару, в другой сжимал широкий хрустальный стакан, в котором было виски с кубиками льда. Иван улыбался от полноты жизни и время от времени с уважением поглядывал на вертящийся под потолком вентилятор.

Фрэнсис стояла около большой американской радиолы и перебирала пластинки. Шишкин застыл за спиной своего господина.

– Слышь, Шишкин, как бы мне ее попроще называть? – спросил Новик, задрав голову. – А то не запомню никак.

Шишкин задал этот вопрос англичанке.

– Fanny, – ответила она.

– Фанни, – повторил Шишкин.

Иван нахмурился.

– Не, Фанни не пойдет. – Он опрокинул в рот содержимое стакана и громко захрустел льдом.

Англичанка поставила пластинку и опустила иглу. Громко запели трубы, зазвучал марш из «Аиды». И Новик вдруг встрепенулся, вытянулся, напрягся, ноздри его раздулись, как в бою.

– Шишкин! Что это?.. – спросил он отрывисто.

– «Аида», Иван Васильевич, опера Верди, – довольно меланхолично ответил Шишкин.

Но Новик не слышал. Он вскочил и заходил быстрыми кругами по гостиной в необъяснимом волнении. Фрэнсис смотрела на него удивленно и радостно. Шишкин же выглядел привычно спокойным. Марш кончился, зазвучала партия Амнерис, и ее Новик слушать не стал. Он обессиленно плюхнулся на диван, обхватил голову руками и повторял, качаясь:

– Это что ж такое?! Что ж такое! Ох и Аида…

Шишкин выразительно посмотрел на Фрэнсис и пожал плечами.

– Centaur.

– Centaur… – шепотом повторила англичанка.

Ночью Иван проснулся, выскочил из-под полога голый по пояс, в белых подштанниках и, похоже, хотел справить малую нужду, но увидел наборный паркет, китайскую вазу в углу и вспомнил, что спит не в своей стоящей в джунглях палатке. Он усмехнулся и, шлепая босыми ногами, пошел искать сортир.

Открыл первую дверь и увидел ее.

Она стояла под включенным душем, тоненькая, розовая, почти прозрачная. Иван смотрел на нее неотрывно с великим удивлением, смешанным наполовину с жалостью. Вода шумела, и глаза Фрэнсис были закрыты, она не слышала его и не видела.

– Бедная ты моя, бедная, – разговаривал Иван сам с собой, качая головой. – И какая же ты худая… Косточки так и светятся… И что же мы с тобой воюем-то, а? Англичанка ты моя, англичаночка…

Фрэнсис закрутила кран и открыла глаза. Увидела Ивана и ничуть не испугалась. Казалось, она ждала его.

Дивизия Новика расположилась на ночлег вокруг английского дома. Но спали не все, кому-то, разумеется, и не спалось.

– Эх, сейчас наш комдив англичанку… – с хорошей мужской завистью проговорил один, глядя на розовый свет в одном из окон дома, не сказав, впрочем, главного слова.

– Это у них, у англичан, знаешь, как называется? Мне один пленный ихний как-то растолковывал, – решил поделиться знанием второй, которому тоже не спалось.

– Ну? – приготовился слушать первый.

– Секс! – нахмурив брови, выпалил второй.

Первый молчал, пытаясь понять услышанное слово, но, кажется, это ему не удалось. Он мотнул головой.

– Мудрено. У нас проще.

Иван лежал на спине. Англичанка уютно устроилась, свернувшись клубком, на его груди и животе. Иван говорил тихо, успокоенно и немного печально:

– Да мне Шишкин рассказал, что тот – твой жених. Таракан рыжий. Неужто по своей воле за рыжего пойдешь? У нас в деревне за рыжих парней отдавали девок убогих да порченых. Да и трусло он, юбочник твой. Встречусь я с ним в бою и что с ним делать буду, ума не приложу… Эх, Аида, Аида…

Напряженно и трепетно вслушивалась она в его слова и, разумеется, ничего не понимала. Иван замолчал… Она подождала и заговорила – тоненьким дрожащим голоском:

– I had no idea why I came to this country. What is this fiancé for? I don’t love him at all. Why, why all this? But today in the morning when I saw you I realised, no, I felt… I know now. I’ll be with you everywhere and forever, my centaur, everywhere and forever…[15]

Иван вздохнул.

– Вот незадача. Хоть Шишкина зови…

Мало кто знает, что популярная еще недавно на Западе поговорка «Red under bed» («Красные под кроватью») родилась в среде английских колонистов в Индии в двадцатых годах. И уже никто не помнит, что тогда она звучала иначе: «Red in bed» – «Красные в кровати».

Англичанка сладко спала на Ивановом плече, а он лежал с открытыми глазами, не двигаясь, не находя в себе сил ее потревожить.

Дверь спальни приоткрылась, Шишкин всунул голову и, поняв, что можно, вошел, босой, на цыпочках. Мимикой и жестами Шишкин объяснил, что к нему хотят войти четверо. Иван глазами отказал во встрече четверым, но показал указательный палец. Шишкин кивнул, вышел, и следом вошел Иванов начштаба, тоже босой, на цыпочках. Мимикой же и жестами он стал объяснять, что сюда двигаются три полка английской кавалерии, и среди них один – шотландский. (Чтобы изобразить шотландцев, начштаба присел, сделав из гимнастерки юбку.) Иван нахмурил брови и поднял три пальца, не веря, что наступают три полка. На это начштаба сделал круглые глаза и постучал себя кулаком по скулам: мол, тогда набей мне морду, Иван Васильевич. Новик поверил.

Немного покумекав, он стал показывать на пальцах план предстоящего сражения. Следовало выдвигать навстречу англичанке три эскадрона и медленно сближаться. Потом надо было выпускать с флангов по четыре тачанки и расстреливать гадов в упор. В это время два эскадрона заходят с тыла и ждут. А три первых начинают рубить англичанку и гнать ее прямиком на наши пики. Начштаба хватал на лету.

Фанни открыла глаза с первым выстрелом боя. Не обнаружив рядом Новика, она вскочила и голая выбежала из спальни. И вдруг увидела робко стоящего мужчину в нижнем белье и пронзительно завизжала.