Мало? Хочешь чем-то погорячее? Тогда к твоим услугам наш новый аттракцион. Охота на бомжей. Будь спокоен, ни один человек не пострадает.

Хочешь похолоднее? Тогда Парк Поросенка Снафф-Снаффа ждет тебя! Удавки и ножи выдаются бесплатно на выходе. Топоры, бензопилы, ружья, огнеметы и взрывчатка за отдельную плату».

Мелким шрифтом была пометка, что охота и парк виртуальные, а «виртуальная реальность хороша тем, что в ней можно убить человека несколько раз». Но ходили слухи из разряда городских легенд, что для постоянных ценителей и Охотничьи угодья, и Парк существуют и в реальности где-то на отдаленных островах в Индийском Океане.

Впрочем, Гарольд не верил, что у таких аттракционов большой наплыв клиентуры. Люди трусливы. И даже сверхбогатые извращенцы скорее будут реализовывать свои наклонности в виртуале или с роботами, чем на самом деле кого-нибудь убьют или изнасилуют. Даже если им очень, чудовищно хочется. Вовсе не человечность, а страх удерживает общество от сползания в хаос. Реалистичные вирки помогали многим выпустить пар и снизить градус напряжения. А уж скольким социопатам и маньякам они помогли реализовать свои наклонности безобидным способом, предохраняя общество от их действий! Впервые за много десятилетий количество шутингов упало в разы. Дети больше не приходили с оружием в школы. Обманутые влюбленные все реже резали своих подруг, а ревнивые жены реже отрезали мужьям их причиндалы. Да и серийные маньяки стали редкостью.

Может, именно по этой же причине так давно не было крупных войн. И теперь это идиотское восстание аутсайдеров вспыхнуло именно в тех странах, где процент вовлеченности людей в виртуальные игры был минимальным. Совпадение ли это?

Он и не заметил, как закончился полет на крейсерской скорости и началось снижение.

Машина мягко коснулась площадки. За окном шел дождь.

А вот и Харроу. Нью-Хоуп-драйв, строение № 24. Со счета списались 29 глобо. Подоходный налог не входил в сумму заявленной стоимости поездки.

По закону чаевые не требовались, но можно было их оставить — оператору. Гарольд не стал. Ему не понравился этот клоун.

Не ответив на вежливое прощание автопилота и пожелание хорошего вечера, как только открылась дверца, он вышел в промозглую сырость, которой не было еще, когда вызывалось такси. Вот что значит морской климат. Машина предупредила его вслед о плохих погодных условиях.

Но зато она не предупредила его, что в месте, куда он приехал, может быть опасно.

Безликие коробки зданий были похожи на City 18 из Half-Life 3. Восточноевропейское убожество специально для азиатских и африканских гостей на краю лучшего мегаполиса Западной Европы.

«Лучше бы оно называлось: “NoHopeDrive”», — подумал Синохара.

Стены расписаны даже не граффити, а просто нецензурными словами, с огромным количеством ошибок.

Веревки для сушки белья натянуты на крохотных балконах. Старинные пластиковые окна в убогих рамах. Даже пластик потемнел. И спутниковые тарелки выведены наружу, которые уже лет пять ничего не ловят, но людям, видимо, лень их выкинуть.

Мусорные контейнеры старого образца. И у него были сомнения, что их пользователи сортировали мусор на четыре категории.

Крышка одного из них оттопыривается, и рядом валяются обертки и арбузные корки.

Под одним из окон лежит, будто лопнувшая от декомпрессии глубинная рыба, пакет с мусором. Видимо, не все умели пользоваться мусоропроводами, а роботы-чистильщики тут были так же редки, как люди-уборщики.

Баскетбольная площадка заполнена, несмотря на вечер. Но ни одного белого ребенка или подростка там нет. Синохара вспомнил расистские анекдоты, которые рассказывал Ласло из Венгрии, известный всему Корпусу скандалист. Он раньше вел свой канал, был стендапером, а потом захотел служить в армии. Его взяли. Но с публичными выступлениями пришлось завязать. Теперь он только знакомых мог доставать своими хохмами. И иногда перегибал палку с этим. Его не увольняли, но он регулярно получал дисциплинарные взыскания. Однако если начиналась война, то и такие кадры Корпусу понадобятся.

Никто не знал больше расистских анекдотов, чем Ласло, хотя черных в Венгрии негусто, если сравнивать с той же Германией и Австрией.

«Почему негры носят толстовки с капюшонами? Они маскируются под куклуксклановцев, ха-ха-ха!».

Его бы сюда. Тут бы ему быстро проломили его мадьярскую башку.

Над районом на эстакаде проходило шоссе, по которому ехала бесконечная вереница машин.

Недалеко, закрытая частоколом вечнозеленых елей, проходила четырехметровая стена, отделявшая гетто для беженцев и лиц без гражданства от этого небогатого предместья, населенного в основном легальными и уже натурализовавшимися мигрантами. Тут в Харроу было еще довольно чисто, если не подходить близко к девятиэтажным «социальным домам». Когда-то здесь была престижная частная школа, но теперь недвижимость тут стала очень дешевая, поэтому нередко снимали жилье недавно приехавшие иностранцы из Восточной Европы и Индостана.

Английская речь звучала редко. Но пожилые и небогатые коренные лондонцы тут еще оставались. Кто-то пробегал трусцой. Кто-то выгуливал собаку, аккуратно собирая какашки в мешочек, а кто-то ехал по велодорожкам на велике или моноколесе.

Здесь было чистилище. А вот за стеной был Багдад или Кабул.

И если в предместье большинство женщин ходили без хиджабов, хотя иногда и закрывали волосы платком, то по другую сторону стены, насколько он знал, процентов семьдесят ходили с закрытым лицом, похожие на черные почтовые ящики с прорезью для писем. Да и то в основном в сопровождении мужчин.

«Теперь в этот котел влили немало беженцев-христиан, — рассказывал ему один товарищ из Корпуса. — Хотя таких же нищих. Тяжело им, наверно, приходится».

Над гетто дороги на эстакадах и трубы путепровода не проходили, аккуратно его огибая. Со стороны этого анклава для неграждан эстакада была заделана металлическими щитами и даже подходы к ее опорам огорожены сеткой с колючей проволокой. Ток по ней не пускали, это было нельзя. Но при попытках прорыва нелегалов в город применяли гуманный инфразвук.

Особенно население этого «гуманитарного анклава» выросло за время Аравийского Хаоса. Некоторые получили гражданство или политическое убежище, которое они продлевали раз за разом все эти годы. Власти их депортировали, некоторых даже дважды и трижды. Но многие, пользуясь лазейками в законодательстве и поддержкой правозащитных фондов и журналистов, остались тут в неясном статусе. У них было свое сильное лобби, а, когда они объединялись в землячества, находились и деньги на адвокатов. Ссориться с ними не могло себе позволить даже самое консервативное правительство.

«Мерзкие лейбористы постарались», — объяснял когда-то Гарольду красномордый немолодой британец-майор из Корпуса, любивший в свободное от работы время носить майку со словом “Brexit”.

И теперь тут жили уже не только их дети, а иногда даже внуки. И вот в