Я на мгновение воспряла, но затем это чувство поглотила печаль. Печаль о Фрэнке, таком красивом, стройном, золотоволосом – о Фрэнке, идущем по жнивью, Фрэнке, легко вскакивающем на широкую спину Гордеца, Фрэнке, натягивающем поводья, юном и уверенном в себе, посреди снопов золотых колосьев.

Фрэнк – мертв. Это совершенное, стройное мужское тело погублено и брошено в грязном болоте, в которое сейчас превратилась Франция.

Клара вывела меня, плачущую, из-за стола. Она заговорила со мной, мистер Селби – тоже, но я не слышала их. Мне слышался только голос Фрэнка, его слова, сказанные в последний приезд: «До свидания, Эми – моя золотая девочка, та, что могла бы быть моей».

Меня отвели в мою гостиную. Пока Клара разжигала камин, мистер Селби встревоженно склонился ко мне:

– Я пошлю телеграмму лорду Ворминстеру?

Я взглянула на него сквозь слезы, ответила Клара:

– Да, так будет лучше всего, мистер Селби. Конечно, он должен об этом узнать. И леди Квинхэм тоже.

– Я знаю только адрес ее матери.

– Тогда телеграфируйте туда.

Мистер Селби остановился передо мной и взял мою руку в свои.

– Леди Ворминстер, я так вам сочувствую – я могу что-нибудь для вас сделать?

Я покачала головой, не найдя даже слов, чтобы поблагодарить его. Клара обняла меня, прижимая к себе мое располневшее тело, пока я всхлипывала у нее на плече.

– Попытайтесь взять себя в руки и успокоиться, моя леди, ради ребенка, – сказала, наконец она. – Я позвоню Берте, чтобы она принесла чай.

Она поила меня сладким обжигающим чаем, а я шептала ей:

– Я любила его, Клара – несмотря ни на что. Я никогда не переставала любить его.

– Знаю, знаю. Вы не охладеете к мужчине, как бы дурно он с вами ни обошелся.

Она не поняла меня. Я не это имела в виду, я подразумевала... но первые мгновения прошли, и чувство вины скрутило меня. Клара была права – мне нужно было успокоиться ради ребенка.

Однако что-то словно сломалось во мне. Я, казалось, стала игрушкой с испорченным заводом – могла двигаться только по требованию других. Клара заставила меня умыться и отвела в детскую. Флора подбежала ко мне, моя красавица, копия Фрэнка, и я заплакала снова, а личики моих дочек испуганно уставились на меня. Элен и Клара усадили меня на кушетку, Флора с Розой прижались ко мне. Я не могла даже посадить их на колени, но объятия их ручек согревали меня.

Следующие дни прошли в тоске и печали. Фрэнк, бегущий рядом со мной в парке, Фрэнк в лодке на реке, великолепный и золотоволосый, Фрэнк, входящий ко мне в гостиную в Истоне, Фрэнк – сияющее солнце моей юности – погиб.

От Лео пришло письмо. Трясущимися пальцами я взяла конверт – по крайней мере, он был подписан чернилами, но когда я открыла его, письмо оказалось очень коротким.

Дорогая Эми!

Я получил телеграмму Селби. Какая трагическая потеря молодой жизни – но, тем не менее, мы должны помнить, что Фрэнсис умер геройски, сражаясь за свою родину. Надеюсь, что с тобой и детьми все хорошо, и ты отдыхаешь достаточно.

Твой преданный муж, Лео Ворминстер.

Я сразу же пошла за письменный стол, хотя с трудом держала ручку в руках, а моя спина ныла, словно от двойного перелома. Я сумела написать кое-что – о детях, о вспашке. В конце я написала: «Береги себя ради детей и меня – я люблю тебя». Письмо стоило мне таких усилий, словно я одним духом пробежала бегом до домашней фермы и обратно, но на странице получилось только несколько строк. Я была больше не в состоянии думать, поэтому подписалась как обычно – и поняла, что следующая телеграмма может прийти только о Лео. Положив, голову на стол, я заплакала. Ох, Лео, Лео, зачем ты пошел в армию?

Доктор Маттеус пришел осмотреть меня. Уходя, он похлопал меня по плечу и сказал:

– Осталось недолго, леди Ворминстер – недели две-три, не больше.

– Но вы сказали, что в начале мая, – взглянула я на него. – На первой неделе.

Он ласково пожал мое плечо.

– Это была приблизительная оценка. В таких делах, знаете ли, невозможно быть уверенным. Теперь я склонен думать, что это случится несколько позже. Я сообщу Ворминстеру, чтобы он не очень тревожился.

Три недели! Еще три недели ждать, а я уже так боялась. Вдруг со мной что-нибудь случится... или придет еще одна телеграмма... дети... Флора уже потеряла отца... ох, Фрэнк, Фрэнк.

Каждое утро я спускалась в кабинет имения, но часами не могла справиться даже с простейшими делами. Мистер Селби не позволял мне работать там после обеда. Он сообщил мне, что в Пеннингс скоро вернется мистер Парри.

– Он очень быстро выздоравливает, – сказал мистер Селби. – Скоро у меня будет больше времени на ведение хозяйства имения.

Итак, в послеобеденное время я была вынуждена скрываться наверху и лежать на диване, вне себя от страха и печали. На следующей неделе от Лео пришла только фронтовая почтовая карточка, подписанная чернилами. Я носила ее с собой как талисман. Когда я показала ее Элен, та сказала:

– Он занят, очень занят, моя леди, – она взглянула на Дору и добавила: – Джесси только что вернулся из села. Он сказал, что ранен Хорас Древетт, младший брат мужа Джаэль, и еще Фред Смит. Правда, пока не известно, насколько тяжело.

Я сознавала, что мне нужно сходить в село, но не могла пойти туда. Два дня спустя, сообщили, что ранен Чарли, младший сын Эли Дженкинс, но я опять не пошла. Я была трусихой.

– Они поймут, моя леди, – сказала мне Клара. – Они знают, что у вас подходит срок.

Но дело было не в этом – я была не в силах встретиться с их горем. Прошло еще два дня. Ко мне в кабинет зашел Джим, его лицо было мрачным.

– Моя леди, Клара пошла к матери, ее увела Эмми. Я только что приехал на двуколке, узнал и зашел прямо к вам...

– Кто? – прервала я его.

– Джордж, его больше нет.

Я должна была пойти к матери Клары, она была так добра ко мне, да и Лео одобрил бы это. После обеда Джим отвез меня в двуколке к миссис Чандлер. Там были все – Клара, ее сестра Эмми, жена Джорджа Джейн. Бедная Джейн – вспоминая ее смеющееся лицо на поле, я от порога пробормотала слова сочувствия, но меня пригласили в дом, усадили у камина и напоили чаем.

На следующий день, я пошла навестить миссис Дженкинс и миссис Древетт, а затем мать Фреда Смита. Мои слова были такими же неуклюжими, как и тело, но я должна была пойти.

– Если бы он был тяжело ранен, вам бы сообщили... – сказала я матери Фреда.

– Сейчас ни за кем не посылают, моя леди – слишком опасно, – покачала она головой. – Если кого-то можно перевозить, его привозят в Англию... – ее голос вздрогнул, – ...но мне же не сообщили, что Фреда привезли.