Как пишет Никита Михалков: «…в первый раз я попал в Дом-музей Василия Ивановича Сурикова в Красноярске «за компанию», вместе с мамой и ее младшим братом, моим дядькой, замечательным художником Михаилом Петровичем Кончаловским. (Он ушел из жизни в возрасте девяноста четырех лет, на десять лет пережив мою маму.) Потом, уже осознанно, я сам отправился в этот город и теперь бываю так часто, как только удается, чтобы заглянуть в дом прадеда».

В 1995–1998 годах Никита Сергеевич снимал фильм «Сибирский цирюльник» и заночевал в красноярском Музее-усадьбе В. И. Сурикова, о чем рассказал в книге так:

«С этим местом связана очень важная для меня история. Перед съемками «Сибирского цирюльника» я попросил у Людмилы Павловны Греченко, директора дома-музея прадеда, разрешения там переночевать. Не знаю почему, но мне казалось, что необходимо побыть наедине с этим домом, где витали духи моих предков, прежде чем скажу заветное слово «мотор» в день начала съемок. Где же еще, думал я, можно почерпнуть силу духа, мощь темперамента, как не в доме великого русского художника, одного из лучших наших исторических живописцев?

Ощущение, которое испытал в ту ночь, потрясающе сильное. Не могу объяснить, чего я ждал от этой встречи. Меня положили в комнате брата Василия Сурикова, моего двоюродного прадеда Александра, на которого, говорят, я очень похож. Действительно, в этом нетрудно убедиться, вглядевшись в картину Василия Ивановича «Взятие снежного городка». С правой стороны виден профиль человека с усами — это Александр Суриков.

Поначалу это была жуткая ночь. Дом не принимал меня — кряхтел, вздыхал, стонал… «Кто это? Почему этот человек здесь?» — казалось, думал дом. И я вставал, бродил по темным комнатам, скрипел половицами, вдыхал запахи… Но дом меня не принимал. В столовой я остановился перед иконами в красном углу: они только угадывались в темноте, чуть поблескивая киотами от тусклого света, падавшего на них через окошко.

Перед иконами угадывалась незажженная лампада. Я нащупал стул покрепче, подставил его к иконостасу. Лампада была сухой и даже, как показалось, с паутиной. Конечно, найти в музее лампадное масло и спички — дело гиблое, я это понимал, но стал искать. Самое удивительное, что я нашел и то и другое. Я заправил лампаду маслом, поправил фитиль и чиркнул спичкой. Теплый свет горящего фитилька мягко осветил древние потемневшие иконы. Казалось бы, ничего особенного в доме не произошло, ничего не изменилось. Но на самом деле изменилось все. Дом наполнился какой-то неведомой жизнью. Свет лампады в углу перед иконами дал ощущение живого дома, полного родных людей, которых сейчас просто нет в этой комнате.

И тут, что самое поразительное, дом меня принял. Я в этом уверен. Он почувствовал, что я свой, успокоился и даже… словно улыбнулся мне. Я улегся на маленькую жесткую кровать своего двоюродного прадеда и провалился в сон. Было шесть часов утра.

В семь меня разбудили, и, странно, я был бодр, абсолютно спокоен и свеж, словно проспал всю ночь. Горячий чай в доме прадеда, с сибирскими шанюшками — и все: не оглядываясь, без всяких сомнений, я «нырнул» в фильм длиной в три года…»

Сравнивая творчество двух братьев-кинорежиссеров — Андрея Кончаловского и Никиты Михалкова, можно дивиться тому, насколько мудр был Создатель, сотворивший их такими непохожими. Благодаря этому ни один из них не вторичен по отношению к другому, каждый — самостоятельное явление в кинематографе России и мира.

В сокровищницу Музея-усадьбы Василия Сурикова вложено и творчество его детей, внуков и правнуков, труд десятков, а может быть, уже и сотен исследователей, знатоков, просто неравнодушных людей, оставивших воспоминания о Сурикове, сообщивших что-нибудь о нем важное. И все это воссоединялось постепенно, год за годом, начиная с 1916 года — в 2016-м Красноярск отмечал столетнюю годовщину памяти своего великого земляка. В стосемидесятилетний юбилей великого художника, который будет праздноваться в 2018 году, общественность России несомненно убедится в том, как значимо имя Василия Сурикова — по той колоссальной по объему исследовательской работе, что была ему посвящена. А ведь когда-то, в девяностолетие художника, Н. М. Щекотов, автор предисловия к каталогу выставки 1937–1938 годов, отмечал: «Писем Сурикова пока ничтожное количество, в печати он почти не выступал, воспоминаний о нем современников нет. Лишь М. Волошин записал ряд высказываний самого Сурикова. Материал этот представляет огромный интерес». Впервые тогда вместе были представлены семь основных произведений, в каталоге было свыше четырех тысяч произведений, материалы поступили из Красноярска, Смоленска, Перми, Астрахани и других городов. И затем пошел вал материалов и новых сведений.

Позднее Галина Чурак, заведующая отделом живописи второй половины XIX — начала XX века Государственной Третьяковской галереи, отмечала:

«Важнейшим вкладом Третьяковской галереи в изучение творческой судьбы Сурикова стали осуществленные галереей две публикации писем Сурикова. Первая из них, подготовленная сотрудниками отдела рукописей Третьяковской галереи, вышла в 1948 году[173]. Она включала 194 письма Сурикова, в основном родным в Красноярск, и около десятка писем к Сурикову от разных корреспондентов. Трудно переоценить значение этого издания. На протяжении двадцати с лишним лет оно было основным широкодоступным источником для всех, кто занимался изучением творческой судьбы художника. В 1977 году вновь сотрудниками галереи было осуществлено новое издание писем Сурикова, включавшее сверх изданных ранее пятидесяти вновь обнаруженных писем художника и ряд также новых писем к нему. И, что очень важно, издание включало воспоминания о Сурикове 25 авторов. Публиковавшиеся в разных изданиях, газетах, журналах, сборниках, чаще всего еще дореволюционного времени, большинство из них еще к этому времени стали библиографической редкостью, а часто просто недоступными. Ряд воспоминаний был записан специально для этого издания С. Н. Гольдштейн от еще живших в эту пору современников Сурикова».

Именно это издание и спустя 40 лет служит бесценным источником сведений о жизни и творчестве Василия Ивановича Сурикова.

Мощным потоком вливались в суриковедение материалы исследований академика Владимира Кеменова, который, подводя итоги своих трудов, неразрывно связанных с именем великого художника, писал: «Новое поколение историков искусства, конечно, еще многое откроет в творчестве Сурикова и скажет свое слово, но, надеюсь, что мимо моих трудов оно пройти не сможет…» Кеменов часто повторял: «Как бы я хотел поговорить с Василием Ивановичем, хоть полчасика побеседовать. Проверить свои догадки. Правильно ли я его понял? Согласился бы он с моими рассуждениями? Что он сам думал?» Со слов Л. Г. Крамаренко, супруги Кеменова, передавшей весь архив мужа в красноярский Музей-усадьбу Василия Сурикова, «он дружил с Ольгой и Еленой Васильевнами, записывал их воспоминания, внуками Натальей и Михаилом Кончаловскими, с Петром Кончаловским»[174].