– Правильно. Рен. Человек, в которого я по уши влюблена.

– Но как ты можешь любить меня, если я впервые тебя вижу?

Я дотронулась до его лба.

– У тебя жар? Что-то не так? Скажи, а ты не ударялся головой?

Я быстро ощупала его голову, ища шишку или рану. Рен все с той же вежливой настойчивостью убрал мои руки.

– Я совершенно здоров, хм… Келси, да? У меня нет провалов в памяти и жара тоже нет.

– Тогда почему ты меня не узнаешь?

– Вероятно, потому, что мы никогда не встречались.

«Нет. Нет. Нет-нет-нет. Нет! Нет! Этого не может быть!»

– Но мы знакомы почти год. И мы… мы вместе. Наверное, Локеш что-то сделал с тобой! Мистер Кадам! Кишан! – завизжала я.

Кишан как угорелый ворвался в комнату. Отпихнув Рена, он бросился между нами. Потом сгреб меня в охапку, поднял и пересадил на стул напротив дивана.

– Что случилось, Келс? Он тебя обидел?

– Нет, нет! Ничего такого! Но он меня не узнает! Он меня не помнит!

Кишан отвел глаза.

– Ты знал! Ты знал об этом и ничего мне не сказал?

В комнату вошел мистер Кадам.

– Мы оба знали, мисс Келси.

– Что? Но почему вы не сказали мне?

– Мы не хотели вас тревожить. Мы думали, что это лишь временная проблема, которая пройдет, когда Рен немного поправится, – сдержанно ответил мистер Кадам.

Я вцепилась в руку Кишана.

– Значит, там, в джунглях, с женщинами байга…

– Он хотел взять их в жены, – ответил Кишан.

– Ну конечно! Теперь я все понимаю…

Мистер Кадам сел рядом с Реном.

– Ты так и не вспомнил ее?

Рен пожал плечами.

– Мне очень жаль, но я впервые увидел эту юную леди в тот момент, когда она вместе с Кишаном стояла перед моей клеткой, чтобы освободить меня.

– Ну конечно! Клетка! Ты помнишь клетку, в которой я впервые тебя увидела? Помнишь? Ты тогда жил в цирке. Участвовал в представлениях, а я рисовала тебя и читала тебе. А потом я помогла тебя освободить, помнишь?

– Да, я помню, как жил в цирке, но тебя там не было. Насколько мне помнится, я освободился самостоятельно.

– Нет. Ты не мог. Если бы ты мог освободиться сам, то почему ты этого не сделал раньше? Почему ты столько столетий провел в заключении?

Рен насупил свои красивые черные брови.

– Не знаю. Все, что я помню, это как выхожу из клетки, звоню мистеру Кадаму, а потом с его помощью возвращаюсь в Индию.

В этом месте мистер Кадам счел нужным вмешаться:

– Ты помнишь, как разговаривал с Пхетом? Помнишь, как мы с тобой спорили, стоит ли вести мисс Келси в джунгли?

– Я помню, как мы спорили, но совсем не о ней! Просто вы возражали против визита к Пхету. Вы считали, что это будет пустой тратой времени, но у меня было другое мнение.

Раздавленная, взволнованная до глубины души, я взмолилась:

– Но Кишкиндха, Рен! Ведь там я тоже была с тобой!

– Но я помню, что был один.

– Как это может быть? – пролепетала я. – Ты помнишь мистера Кадама? А Кишана? Нилиму?

– Да.

– Значит, ты забыл только меня?

– Выходит, что так.

– А как же День святого Валентина, наш танец, схватка с Ли, шоколадное печенье с арахисовым маслом, все наши фильмы, Орегон, попкорн в кастрюльке, университет, поездка в Тилламук? Это все… исчезло?

– Не вполне. Я помню наш поединок с Ли, помню печенье, Тилламук, фильмы и Орегон, но совсем не помню тебя.

– Значит, ты просто так очутился в Орегоне, без всякой причины?

– Нет, почему же. Я там учился в университете.

– А что ты делал в свободное время? Кто был с тобой?

Он сдвинул брови, глубоко задумавшись.

– Сначала никого, а потом приехал Кишан.

– Ты помнишь, как вы ссорились с Кишаном?

– Да.

– И по поводу чего была ссора?

– Вот этого я не помню. Хотя постойте, нет… Печенье! Мы поссорились из-за печенья.

Слезы хлынули у меня из глаз.

– Это очень злая, жестокая шутка! Как такое вообще возможно?

Мистер Кадам встал и потрепал меня по руке.

– Я пока не знаю. Возможно, мы имеем дело с временной потерей памяти.

– Вряд ли, – сердито огрызнулась я. – Это чересчур специфическая амнезия! Он помнит все, кроме меня. Нет, это работа Локеша.

– Полагаю, вы правы, но не теряйте надежды, мисс Келси. Прежде всего, не стоит торопить события, давайте дадим Рену время полностью оправиться от ран. Ему нужен отдых и покой, после чего мы постепенно постараемся пробиться к его запертым воспоминаниям. Я немедленно свяжусь с Пхетом и спрошу, не сможет ли он приготовить для нас какой-нибудь целебное травяное снадобье.

Рен протестующе поднял руку.

– Прежде чем вы подвергнете меня траволечению, гипнозу и прочим способам возвращения памяти, мне хотелось бы немного побыть одному. Простите.

С этими словами он встал и вышел из комнаты. Тут я разрыдалась в голос.

– Кажется, мне тоже нужно побыть одной, – выдавила я, бросаясь к двери. Припадая на больную ногу, я добралась до лестницы и остановилась, переводя дыхание. Перед глазами у меня все расплывалось от слез, я крепко вцепилась в перила, чтобы не упасть. Чья-то рука легла мне на плечо, обернувшись, я уткнулась мокрым лицом в грудь Кишану и захлебнулась плачем. Он подхватил меня под колени, поднял и молча понес наверх. Положив меня на кровать, он зашел в ванную, принес коробку бумажных салфеток и поставил ее на столик перед постелью. Потом что-то сказал на хинди, убрал волосы с моего лица, поцеловал меня в бровь и вышел.

Вечером ко мне заглянула Нилима.

Я сидела в белом кресле, обнимая белого плюшевого тигра. Весь день я провела в постели, то рыдая, то засыпая. Нилима обняла меня и присела на диванчик.

– Он меня не узнает, – прошептала я.

– Дайте ему время. Вот, я принесла вам перекусить.

– Я не голодна.

– Вы сегодня даже на завтрак ничего не ели.

Я подняла на нее распухшие от слез глаза.

– Вряд ли я смогу проглотить хоть кусок.

– Ладно.

Нилима встала, ушла в ванную и вернулась оттуда с щеткой для волос.

– Все будет хорошо, мисс Келси. Он с нами, и он непременно вас вспомнит.

Она расплела мои волосы и стала расчесывать их бережными, долгими движениями щетки. Постепенно это успокоило меня, как всегда, напомнив о маме.