Джон, может быть, уже не сходит с ума от страха передо мной, но он ненавидит и презирает меня. Я вздрагивала при мысли о том, как сильно он должен ненавидеть меня, вспоминая, как его связали и насильно увезли в клинику по моей команде. И я также ненавидела и боялась его. Если бы это было в моих силах, он никогда бы не вернулся домой. Помимо острого ума и проницательных глаз он обладал всей полнотой власти, данной ему людьми и законом. Он понимал, что я собой представляю и что я совершила. Это пугало меня. Если бы я могла, он остался бы в клинике навечно. Но я выбрала плохого доктора. Доктор Роуз оказался честным, знающим врачом. Он встал на мою сторону, поскольку моя история звучала убедительно, мое лицо было красивым, а мой муж выглядел больным. Но его нельзя было просить оставить Джона там навсегда. Джон возвращается домой.

И насколько я знала, он возвращается домой бороться со мной, защищать Селию и ее ребенка. Прежде чем он окажется здесь, я должна выполнить все задуманное. И передать Ричарду Вайдекр.

Я должна сделать это, пока Селия предоставлена самой себе. Пока она не имеет поддержки со стороны Джона или, что гораздо хуже, он не рассказал ей обо мне. Я должна очень умно и осторожно сообщить ей о передаче майората совместно Ричарду и Джулии, прежде чем она получит представление о реальном положении вещей.

Я взяла ручку, лист бумаги и набросала легкий и уверенный ответ доктору Роузу. «Что за чудесная новость! — писала я. — Мое сердце переполнено счастьем. Но, увы! Моя невестка, которая была так расстроена болезнью моего мужа, теперь больна сама. Я считаю, что было бы лучше, если бы вы позволили Джону переждать в мире и спокойствии Бристоля этот трудный момент и вернуться к нам, когда его горячо любимая семья вновь обретет привычную гармонию и счастье».

Я запечатала письмо своей личной печатью и, удовлетворенная, откинулась на спинку стула.

Стоял разгар цветения вайдекрских нарциссов, и вся земля в розовом саду казалась покрытой бледно-желтым облачком. Более светлые и изящные, чем садовые нарциссы, эти цветы перешагнули границы сада и рассыпались по выгону. И я видела, как склоняется к ним красивая морда Тобермори и изо рта у него торчит громадный желтый пук цветов. Я пожалела, что рядом со мной нет Ричарда, чтобы показать ему лучшего жеребца нашей конюшни в таком комичном виде. На опушке леса, там, где кончался выгон, вся земля была покрыта сочной зеленью, и даже самые крошечные растения, казалось, дышали отвагой и осмеливались пробиваться прямо к солнышку. Все вокруг цвело и сияло радостью жизни, и только я казалась единственной темной фигурой в этом хороводе счастья.

В неожиданном порыве я вскочила из-за стола, накинула на плечи шаль и с непокрытой головой вышла в сад. Я прошла через него легким, упругим шагом, ощущая запах нарциссов. Через маленькую калитку я вышла на выгон, и Тобермори, тут же увидев меня, побежал мне навстречу, выгибая свою прекрасную шею и вскидывая маленькую голову.

Я потянулась погладить его, и он наклонил голову и стал обнюхивать мой карман в надежде на лакомство.

— Там ничего нет, — нежно сказала я. — Совсем забыла о тебе. Я принесу тебе что-нибудь вкусное попозже.

Мне казалось, что лед тает вокруг моего сердца, и я неспешно пошла в лес, к Фенни, высоко катившей свои полные весенние воды. Тропинка заканчивалась тут же на берегу, моста здесь не было, зато через речку был перекинут ствол поваленного дерева. Кроме меня, им никто не пользовался, так как Гарри боялся, что ствол сломается под его тяжестью, а Селия просто сюда не ходила. Сейчас на середине дерева сидели трое младших детей Ходжеттов, свесив ноги в воду и держа в руках небольшие самодельные удочки с привязанной ниткой. Они были самыми младшими в этой семье, и Сара Ходжетт, родив двойню пять лет назад, поклялась, что у нее больше не будет детей. Свое обещание она сдержала, хотя по временам она и ее муж выглядели напряженными.

— Привет! — произнесла я, и мой голос был звонок, как пение птицы, греющей свои перышки на солнышке.

Будто черная туча внезапно опустилась на солнечный лес. Пятилетние двойняшки, очаровательные малютки с копной темных кудрей и ярко-синими глазами, так подпрыгнули, что едва не упали в воду. Их сестра, девочка семи лет с худеньким серьезным лицом, схватила каждую за руку и поволокла на другой берег реки.

— Прошу прощения, мисс Беатрис, — пролепетала она и стала подталкивать малышей к дому.

— Погодите! — позвала я. — Не уходите! Вы забыли ваши удочки.

Девочка всё пятилась, не отводя от меня глаз, и я, легко ступив на поваленный ствол, пробежала на середину, взяла удочки и протянула их детям.

— Не оставляйте здесь ваше хозяйство, — улыбаясь, произнесла я с насмешливым упреком. — Вам удалось поймать лосося в этом году?

Девчушка резко оглянулась, и глаза ее расширились от тревоги.

— Мы не ловили ваших лососей, мисс Беатрис, — для пущей убедительности прижимая руки к груди, проговорила она. — Малыши просто играли в рыбную ловлю, мы ничего здесь не брали. Мы только играли здесь прошлым летом, пока еще не знали, что этого нельзя. Малыши попросились опять прийти сюда. Прошу прощения, мисс Беатрис, пожалуйста, простите нас!

Я едва могла разобрать этот поток слов и спрыгнула с дерева с удочками в руке, чтобы отдать их детям и сказать, чтобы они играли здесь сколько угодно и ловили рыбу. Конечно, они имеют право на это, право на детство, на великолепное детство в Вайдекре, где леса тянутся много, много дальше, чем могут пройти их маленькие ножки, и речка течет много, много быстрее, чем они успеют пробежать по берегу.

— Подите сюда, — ласково сказала я и шагнула к ним.

Старшая из девочек вдруг дико закричала от ужаса и бросилась бежать к дому, подталкивая впереди себя малышей. Младшая девочка упала и споткнулась, и тогда сестра подхватила ее на руки и побежала, сгибаясь под непосильной ношей. Я в два шага нагнала детей и, поймав старшую из малышек за плечи, повернула ее лицом ко мне. Она в страхе смотрела на меня полными слез глазами.

— Что случилось? — спросила я, мой голос звенел от волнения. — Что с тобой происходит?

— Не присылайте солдат за нами, мисс Беатрис! — закричала девочка в приступе страха. — Не присылайте солдат и не приказывайте нас повесить. Мы не сделали ничего плохого. Мы ничего не сломали и не сожгли. Пожалуйста, не велите нас повесить, мисс Беатрис.

Мои руки отдернулись, будто ее худенькое плечо обожгло их. Я запрокинула голову и закрыла глаза, пытаясь понять, что произошло со мной, бывшей любимицей Вайдекра. Пока я так стояла, девочка опять ухватила малышей за руки и изо всех сил понеслась с ними к дому. Она не чувствовала себя в безопасности, пока они не очутились у себя в саду и не заперли за собой калитку. Пока они не убежали прочь от страшной мисс Беатрис, которая сквозь стены видит, как ведут себя непослушные дети. Кто мог бегать быстрее всех и схватил Неда Хантера, хоть тот был самый быстрый бегун в деревне? Кто велел повесить самого честного человека в деревне? Мисс Беатрис, одетая во все черное ведьма, днем и ночью охраняющая землю, которую называла своей. И поэтому маленьким детям не следует играть на улице, а то мисс Беатрис заберет их. И маленькие детки должны обязательно молиться на ночь, а то мисс Беатрис явится в темноте и утащит их. А если они встретят ее где-нибудь, то им лучше бежать так быстро, чтобы даже ее тень не коснулась их маленькой головки.