И я сама знала это.

Когда мне приходилось проезжать через деревню, я держала голову высоко поднятой и мои глаза смотрели с вызовом. Никто не осмеливался скрестить со мной взгляд. Но когда я увидела через окно неподвижно сидящую миссис Хантер и заметила, что над ее трубой не вьется дымок, мои плечи невольно опустились. Я не чувствовала себя готовой дерзко встретить несчастье на моей земле. Я почувствовала страх, беспокойство, холод. И однажды днем, отправившись к сапожнику, я остановилась и подозвала миссис Мерри, которая стояла неподалеку в группе сплетничающих женщин. Все лица повернулись ко мне, замкнутые и настороженные, и я, не веря самой себе, вспомнила время, когда все женщины мгновенно, с улыбками и радостными восклицаниями, окружали мою коляску, спеша поделиться свежими новостями. А сейчас они стояли неподвижно, подобно строгим судьям, и смотрели на меня холодными глазами. Они расступились, чтобы пропустить ко мне миссис Мерри, и меня поразило, с какой неохотой она приближалась ко мне, не допустив на свое лицо ни тени улыбки.

— Что случилось с миссис Хантер? — спросила я, забирая поводья в одну руку. — Она заболела?

— Это не физическая болезнь, — ответила миссис Мерри, глядя мне прямо в глаза.

— Что ее беспокоит? — нетерпеливо продолжала я. — Ее очаг пуст. Я проезжаю здесь третий день подряд, и она все так же неподвижно сидит у холодной почерневшей плиты. Что с ней? Почему ее друзья не могут прийти к ней и приготовить для нее еду?

— Она не позволяет этого, — ответила миссис Мерри. — Она не хочет есть. Она не хочет ни с кем говорить. Она сидит так с прошлой недели, когда получила известие, что ее Нед умер. Я прочла ей это письмо, поскольку она неграмотная. Выслушав, она встала, взяла кувшин воды, залила огонь в очаге и села у почерневшей золы. Когда я вернулась утром, все оставалось так же.

Я старалась сдержаться, но мои глаза метались в отчаянии.

— Она поправится, — сказала я. — Потерять сына — это для нее большой удар. Она вдова, и это был ее единственный ребенок.

— Гм. — Вот все, что ответила мне миссис Мерри.

Эта женщина приняла моего ребенка, помогла мне в том пароксизме боли и страданий, она обещала мне хранить тайну и сдержала свое обещание. А еще она когда-то сказала мне, что я забочусь о своих людях в точности как это делал мой отец.

— Это не моя вина, — проговорила я с неожиданной страстью. — Я не ожидала, что так все повернется, я не планировала это. Я только хотела увеличить наши доходы. Я не ожидала, что парни станут ломать забор. Мне хотелось просто напугать их солдатами, чтобы они перестали дразнить меня. Я не думала, что их схватят. Я не ожидала, что Гаффер так поступит. Откуда я могла знать, что его повесят, Нед умрет, а Сэма сошлют так далеко?! Я совсем не предполагала этого.

В глазах миссис Мерри не было сочувствия.

— Вы как плуг, который не собирался убивать лягушку, — медленно заговорила она. — Вы как коса, которая не собиралась калечить зайца. Вы идете напролом и при этом не собираетесь убивать тех, кто стоит перед вами. Поэтому они не могут обвинить вас, да, мисс Беатрис?

Я протянула к ней руку, к этой старой мудрой женщине.

— Сейчас они во всем винят меня, — едва выговорила я. — Но мой сын, он восстановит их права. Передайте миссис Хантер, я попрошу вернуть тело ее сына, чтобы она могла похоронить его на кладбище нашей церкви.

Миссис Мерри покачала головой.

— Нет, мисс Беатрис, — твердо сказала она. — Я не стану передавать ваши слова миссис Хантер. Это оскорбит ее.

Я задохнулась от обиды и, судорожно дернув поводья, послала лошадь в галоп. Когда я поравнялась с группой стоявших женщин, я услышала, как что-то ударилось о край коляски.

Кто-то бросил камень.

Кто-то бросил в меня камень.

Итак, я не могла больше ходить в лес, гулять по полям или навещать Экр этой весной. Гарри ходил туда сколько хотел. Селия продолжала свои визиты, и это она устроила, чтобы тело Неда Хантера привезли из тюремного морга и похоронили на нашем кладбище. Она заплатила за похороны и за маленький крест на его могиле. Когда она или Гарри бывали в деревне, их встречали с прежним почтением. Но я не ходила туда. Только в воскресенье, отправляясь в церковь, я отваживалась проходить мимо коттеджей с мрачно глядящими окнами. Мимо погасшей трубы миссис Хантер. Мимо свежих могил на церковном кладбище, в которых лежали Гаффер Тайк и Нед Хантер. А потом я медленно шла вдоль прохода в церкви, мимо наших людей, взгляды которых были тверды, как кремень.

Моя работа в том году проходила в конторе. Джон Брайен приезжал каждое утро и получал приказания. Нашей землей, которая всегда чувствовала крепкую руку хозяина, теперь управлял человек, не имеющий отношения к фермерству, в прошлом городской управляющий. Он даже не был рожден в Вайдекре.

Со своими рабочими Брайен окончательно расчистил общественную землю и засадил ее пшеницей. Беспокойств в деревне больше не возникало. Он отдал под пахоту половину лугов, на которых раньше играли дети и где находились небольшие наделы наших крестьян. Мы посадили пшеницу везде, куда только мог проникнуть плуг. Но у нас все еще не было достаточно денег.

Я берегла состояние Джона для того, чтобы заплатить нашему кузену, и не хотела трогать его из-за судебных издержек. Но они все росли и росли. Мы взяли заем у мистера Ллевеллина, чтобы покрыть счета первых трех месяцев, но потом столкнулись с проблемой выплаты по займу. Денег не предвиделось, пока пшеница не созреет, а на полях еще даже не зазеленели ростки.

Ничто не шло мне в руки само. Я советовалась с Гарри, когда затевала это, но сейчас я не осмеливалась показать ему реальные цифры. Мы должны были выплачивать проценты по займу, судебные издержки, оплачивать медицинские счета Джона, платить жалованье рабочим, покупать инструменты и семена. Все это составляло суммы гораздо большие, чем мы ожидали, и нам уже пришлось затронуть основной капитал. Мы потратились так сильно, что я уже начала подсчитывать, через какое время папин так долго и бережно собираемый капитал будет израсходован. Затем нам придется продавать землю.

Всего этого было достаточно, чтобы держать меня взаперти, даже когда прилетели ласточки и стали низко кружить над Фенни. В тревожной лихорадке я каждое утро ждала почтальона с письмом от доктора Роуза, которое вежливо, но неумолимо сообщило бы мне, что мой муж полностью здоров и собирает свои вещи к отъезду.

Каждый день я ждала письма, объявляющего о возвращении Джона. И каждый день я молилась о письме, которое принесло бы мне согласие нашего кузена на компенсацию. Каждое утро я чувствовала, что эти два события надвигаются все ближе, принося мне либо победу, либо поражение.

Я победила.

Одним чудесным апрельским утром, когда нарциссы приветливо кивали золотыми головками под моим окном, а птицы торжествующей песней приветствовали солнечное утро, на мой стол легло письмо в кремовом конверте с печатью наших лондонских адвокатов и их адресом. Велеречивым цветистым слогом они сообщали, что наш кузен, Чарлз Лейси, принимает компенсацию и готов отказаться от своих прав на наследие. Я победила. Победил Ричард. Ужас и смятение последних месяцев схлынули и скоро будут забыты, будто их никогда не было. Ричард будет расти на этой земле, как ее будущий хозяин. Я научу его всему, что нужно знать будущему сквайру. Он женится на хорошенькой девушке, уроженке Суссекса, которую я сама выберу для него, и у них родятся дети, будущие наследники Вайдекра. Кость от моей кости, плоть от моей плоти. Так начнется новая линия владельцев Вайдекра. Она протянется сквозь века. И всего этого я добилась своим умом, хитростью и мужеством. Я сделала это, хотя я потеряла сердце Вайдекра и любовь его людей.