Элейн подавила приступ обиды: именно эта девушка, ее собственная правнучка, принесла ее дочери столько несчастья в последние недели жизни Изабеллы.

Как будто чувствуя, о чем думала прабабушка, Изобел продолжала:

– Я знала, что он женат на Изабелле, но я полюбила его первой! – мучительно закричала она. – Я любила его с четырех лет! Он мой по праву!

– Дорогая, у тебя есть муж, и Роберт не может быть твоим. – Элейн старалась говорить спокойно и жестко. – Тебе не следует больше думать о нем.

– И у тебя был муж, когда ты была любовницей короля Александра! – Изобел взбунтовалась. – Ты же позволила себе это, и вся страна знала об этой связи!

– Думаю, так тебе сказала леди Бакан, – сухо проговорила Элейн. Элизабет де Куинси была дочерью Роджера, констебля Шотландии, и, следовательно, приходилась племянницей покойному мужу Элейн, Роберту.

– Ты должна понимать, что я чувствую, – страстно сказала Изобел. – Я думала, ты поймешь. – В ее голосе слышалось разочарование.

– Да я понимаю! – Она погладила несчастную девушку по голове. – Поверь, я прекрасно понимаю тебя. Но я также понимаю то, что Джон Бакан далеко не тот человек, каким был Роберт де Куинси! Будь очень осторожна! Береги себя, дорогая.

Обе замолчали, раздумывая.

– Бабушка, разве ты не видишь? Это же я должна исполнить твое предназначение! Отец давно говорил об этом маме, он не знал, что я слышала. Он говорил: «Было предсказано, что одна из твоих дочерей будет королевой». Это я! Это буду я! Джон умрет, а я выйду замуж за Роберта! Разве ты не видишь? Я исполню пророчество твоего уэльского барда! Все, что нужно сейчас делать, это помогать Роберту стать королем!

– Изобел…

– Я знаю, что это правда, бабушка. Я это чувствую! Пожалуйста, ты должна понять, ты единственная, кто может понять это!

Элейн вздохнула. Значит, эта глупая басня передавалась из поколения в поколение.

– Бабушка? – Изобел умоляюще посмотрела на нее.

– Конечно, я сделаю все, чтобы помочь Роберту стать королем, – улыбнулась Элейн. – Джон Баллиоль – не тот, кто должен управлять страной.

XIII

Март 1298

Дункан ехал на лошади, бросив поводья и погрузившись в свои мысли. Снега быстро таяли, и воздух был полон чистой весенней прохлады; с холмов сбегали ручьи.

Они убили дикого вепря, и он оставил людей разделывать тушу, чтобы довезти ее домой. Когда его мать вернется в Килдрамми, к столу будет подано свежее мясо.

Кристиана ждала его вместе с Рори. Казалось, он должен быть доволен. Но почему-то он чувствовал себя очень странно. Положив руку на грудь, он чувствовал, как бешено колотится его сердце. Он еле дышал; по лбу его стекал пот.

«Сэнди – в беде». – Внезапное озарение пришло к нему. Так было всегда: если кому-то из них было плохо, другой узнавал об этом тотчас же несмотря на расстояния. На этот раз они было слишком далеко друг от друга. Сэнди все еще сидел в тюрьме Эдварда.

Дункан спешился, глядя на юг, как будто он мог увидеть через холмы, леса и высокие стены отделенного от него брата. Он стыдливо смахнул непрошеную слезу.

XIV

Килдрамми

Элейн карабкалась по камням у болотистого подножия водопада. Ее пальцы были в крови и ссадинах, платье вымокло, и она продрогла до костей. Она плакала.

– Мама, ну, пожалуйста, не надо… – Дункан отыскал ее здесь и, с трудом добравшись до матери по скользким камням, обнял ее. Его глаза были красными от слез. – Что ты делаешь здесь? Пойдем отсюда, пока ты до смерти не замерзла.

– Я ищу кое-что, что потеряла. – Дрожа от холода, Элейн ухватилась за него. – То, что отец Сэнди подарил мне давным-давно.

«Отец Сэнди…» Сказав это, она всхлипнула. «Отец Сэнди», а не «твой отец». Дункан нахмурился, обнимая ее худенькие плечи.

– Мы найдем это. Найдем, что бы это ни было. Но сейчас мы должны идти. Никому не будет легче, если ты заболеешь воспалением легких. – Почти неся ее на руках, он помог ей спуститься. Он впервые почувствовал, какой она стала легкой. Поставив ее на твердую землю, он укутал мать плащом. Вода внизу рассыпалась мириадами разноцветных брызг.

Письмо из Лондона сухо известило их о том, что Александр Map скончался от внезапной лихорадки. Его тело было похоронено в пристройке церкви Святого Петра рядом с главной стеной Тауэра. Король выражал Марам свои соболезнования. Вот и все: несколько строчек черного неровного почерка королевского клерка на куске канцелярской бумаги.

– Что это, мама? Что ты потеряла там? – Дункан обнял мать за плечи и посадил ее отдохнуть на большой пень. Она побледнела и с трудом дышала.

– Моего феникса. Амулет. Он был такой красивый, и очень дорогой…

– Как он попал в святой источник?

– Я его туда бросила. Когда-нибудь я расскажу вам все. Но не теперь. Нет смысла его искать, если он захочет вернуться, он вернется сам. Так было всегда. – Она слабо улыбнулась. – Пойдем домой. Дай мне руку. – Она с трудом поднялась, опираясь на него, и смущенно улыбнулась. – Нужно, чтобы кто-нибудь вырезал мне палку для ходьбы. Все-таки она мне нужна. Я стала сдавать. – Ее голос был по-прежнему молодым, несмотря на невеселый смысл ее слов. Она дотянулась до сына и поцеловала его. – Не горюй слишком сильно о брате, Дункан. Он все еще с нами и любит нас, и наступит день, когда мы все снова будем вместе.

Она пошла по тропе впереди. Несмотря на яркий солнечный свет, тени сгущались над Шотландией. Этот год увидит еще много смертей – она видела это в огне.

XV

Фалкирк. 22 июля 1298

Макдафф сел глубже в седло. Кольчуга тяжело висела на плечах, меч подрагивал в ножнах. Было жарко и грязно, солнце едва скрылось за отсвечивавшим бронзой облаком. Сегодня был день святой Марии Магдалины; на рассвете все войско служило мессу.

Макдафф нахмурился. Англичане тоже служили мессу с противоположной стороны холма возле Линлитгоу. Два дня назад он прокрался в предрассветном тумане в место, где Эдвард остановился на отдых, и поразился размерам его военного лагеря, внушительности кавалерии, мощи которой боялась вся Европа. Даже шотландский главнокомандующий Уоллес боялся этой кавалерии, которая вновь и вновь оправдывала себя. Но теперь они были готовы, как никогда. Англичане могли превосходить их в силе и количестве, но на этот раз они не застали шотландцев врасплох.

В марте Эдвард вернулся из Фландрии. Решив, что завоевание Шотландии было теперь его главной задачей, он оставил Лондон и обосновался в Йорке, объявив, что к началу июля пойдет войной на Шотландию.

Уоллес построил своих копейщиков на юго-восточой части холма. Они были собраны плотными небольшими отрядами, стоявшими близко друг к другу. Каждый отряд с флангом прикрывали лучники, а позади плотной массой разместилась кавалерия. Макдафф гордился людьми Файфа и своими двумя сыновьями, возглавившими их. Они были умны, хорошо обучены и рвались в бой. Где-то позади стояли отряды из Бакана и Мара. Роберт Брюс, граф Каррик, тоже был здесь. Подавив свою гордость, он приехал сражаться за Баллиоля. Но не все шотландское дворянство было здесь. Некоторые дворяне, покрыв себя вечным позором, не пожелали пойти за простым рыцарем, каким был Уоллес, хотя он уже показал себя славным воином.