«А может, и не они. Янус написал, что спешит с подмогой. И если только Джейн уже знает, что произошло…»

Винтер оглянулась на Дантона и покачала головой. Придется играть с теми картами, которые на руках. Крадучись она вернулась к входу на балкон. Кора что–то жарко шептала на ухо Дантону, а он то и дело кивал, давая понять, что слушает. Кит позади них взирала на происходящее все с тем же неодобрением. Девушки ждали в коридоре, сгрудившись вокруг Бекс; после того как ее чуть не обезглавил шпагой наемник Конкордата, в их глазах она, видимо, обрела статус героини.

— Что–то не так? — обратилась Винтер к Коре.

— Пришлось наскоро подправить текст, — пояснила девушка. — Сообразно обстоятельствам.

— Значит, он готов?

Дантон счастливо закивал:

— Я все понял!

— Тогда валяй. Тебя ждут.

Дантон косолапо двинулся вперед, и Винтер перехватила взгляд Кит.

— Если начнут стрелять, поможешь мне вытащить его.

Кит угрюмо кивнула. Винтер, ощущая в кончиках пальцев зудящий голод Инфернивора, смотрела, как Дантон выходит на балкон. При виде множества людей в нем произошла разительная перемена — он выпрямился, расправил плечи, ступая тверже, широким шагом подошел к перилам и оперся на них с небрежной уверенностью. Прежде чем внизу заметили его появление, Дантон заговорил.

Винтер опасалась, что он начнет речь с оглушительного крика и вынудит солдат открыть огонь, однако Дантон изумил ее. Голос его зазвучал тихо, почти шепотом, но этот шепот непостижимым эхом отразился от сводчатого потолка и пробился через бормотание конкордатских писцов, поглощенных своей рутинной работой. Винтер видела, как люди внизу озираются, пытаясь понять, откуда исходит этот голос, и, когда они наконец разглядели Дантона, его речь уже набрала привычные обороты.

— …избранные представители народа, ведомые зовом надежды, явились сюда, дабы узнать, могут ли величайшие противоречия нашей эпохи быть разрешены не монаршим указом, не ужасами войны, но здравым умом людей, собравшихся в мирном порыве говорить о том, что их разделяет…

Некоторые повороты были весьма неплохи, и Винтер, наблюдая за Дантоном уже без прежнего скептицизма, гадала, кто же написал для него эту речь. Он был приятен, рассудителен, удивительным образом зауряден и в то же время эффектен. Каждое его слово звучало убедительно — не потому, что его произносил Дантон, но потому, что оно само по себе казалось исполненным глубокого смысла.

И все же…

Вначале Винтер показалось, что трюк не сработал. Дантон был безусловно хорош, но хорош не настолько. С трудом верилось, что именно этот человек стал той искрой, которая разожгла пожар бунта. На краткий миг ее охватила паника. Неужели его магия по неведомой причине оказалась бессильна?

Затем она увидала завороженно застывшие лица Коры и Кит. Внизу, в зале, воцарилась полная тишина, и все как один повернулись к балкону, вперив в него распахнутые глаза. Дантон говорил все громче, и его громогласный баритон рокотал по всему залу. Руки его взлетели, хлесткими размашистыми жестами подкрепляя смысл сказанного, когда от высокой цели собрания он перешел к темным силам, что неизбежно станут ему противостоять.

Они примутся поносить и подкупать нас, они захотят подчинить нас своей воле и сокрушить залпами своих пушек! — громыхал Дантон. — Растленные силы внедрились во власть — и обратят против нас все средства, какие у них есть. Но я этого не боюсь! Пусть приходят! Всякое их усилие покажет только, что это они боятся нас, боятся людей, которые, объединившись, изгонят их из нечистых логовищ и ввергнут в беспощадный свет дня…

«Дело во мне», — вдруг поняла Винтер. Зуд, прежде терзавший лишь кончики пальцев, уже разошелся по всему телу — будто руки и ноги затекли, онемели после долгого сна. Винтер могла только гадать, защищает ли ее Инфернивор от чужой магии сознательно, или одно его присутствие дает ей устойчивость к чарам Дантонова голоса. Странно, но на миг она даже ощутила себя отверженной, отчаянно позавидовав тому проникновенному чувству, что целиком захватило всех, кроме нее. Как же она одинока…

Нет, не одинока. Там, внизу, кто–то целеустремленно двигался через замершую в экстазе толпу. Громилы Особой службы убрали или выронили на пол пистолеты и стояли плечом к плечу со своими недавними пленниками, скованные голосом Дантона, точно мушки застывшим янтарем. Брэк и его подручные в черных шинелях не могли даже шелохнуться. Лишь один человек во всей толпе как ни в чем не бывало пробирался к алтарю среди оцепеневших слушателей. На нем была ряса с длинными рукавами, но не серая, как у служителей Свободной церкви, и не белоснежная, как у проповедников Истинной, — нет, он с головы до пят был облачен в черное. Лицо его закрывала черная граненая маска, и в свете жаровен она искрилась, как стекло.

Винтер вскочила на ноги.

— Берегись!

Никто ее, разумеется, не услышал. Ни зачарованная толпа, ни упоенный речью Дантон, и уж верно не человек в черном. Рука его вынырнула из рукава рясы, сжимая пистолет.

— Адонн иваннт ей, игнатта семприа. Именем Господа и Кариса Спасителя мы противоборствуем тьме.

Дантон меж тем перешел к завершению речи.

— И мы станем сражаться! — говорил он. — Я не допущу, чтобы те, кто пал при Вендре, напрасно пожертвовали жизнью! Я и сам, подобно им, с готовностью отдам свою жизнь во имя Вордана и королевы, и я знаю, что каждый из вас поступил бы так же! Если наша решимость будет неколебима, мы никогда не…

Винтер лихорадочно схватилась за пистолет — но, конечно же, ей и в голову не пришло перезарядить его, пока была такая возможность.

Человек в маске выстрелил. Оглушительный грохот разнесся по залу, и Дантон осекся на полуслове. Он прижал руку к груди, затем поднял ее перед собой, и стало видно, что она красна от липкой крови. Лицо Дантона обмякло, и он, озадаченно хмурясь, оглянулся на Винтер и Кору.

— Не понимаю, — проговорил он и повалился навзничь.

Пистолет человека в маске курился пороховым дымком. Убийца отшвырнул оружие, повернулся лицом к публике и широко развел руки, словно благословляя паству.

Толпа обезумела.

Маркус

Маркус и вообразить не мог, что когда–нибудь прокатится в парадной карете королей Вордана. Она оказалась настолько же роскошной, как ему и представлялось, однако ни мягкие подушки, ни бархатная обивка не могли скрыть того, что на деле это всего лишь короб на колесах и он мало чем отличается от самых заурядных наемных экипажей. При этой мысли капитан испытал странное разочарование.

Карета была,