— Что-то никто не приходит за тобой… Да и как догадаются, что ты здесь?

— Почуют, — объяснил Юрик. Как-то виновато и уклончиво.

— А почему бы тебе не вернуться в ваш Лесной Шорох самому? Мы тебя проводим. Далеко это?

Юрик опустил голову.

— Вы думаете, я знаю? Я же первый раз в этих местах…

— А в Краснохолмске ты где живешь? У вас есть телефон? Можно позвонить отсюда…

— Телефон? Есть… Только… мама и папа уехали в дом отдыха, квартира пуста…

«Что-то ты крутишь, голубчик», — подумал Валентин. И посмотрел на мальчишку в упор. Вернее, в его пушистое, с травяным мусором в волосах темя, потому что голова у Юрика была опущена. Они разговаривали, оставшись вдвоем в лагерной столовой после ужина. Неяркий свет лампочки мешался с закатным солнцем, бросавшим лучи сквозь марлевые занавески. При этом свете видно стало, как наливаются краснотой Юркины уши. Он вдруг прошептал, царапая сандалией половицу:

— Валентин Валерьевич, не прогоняйте меня, пожалуйста… Мне теперь некуда деться. А здесь меня найдут обязательно…

— Ну, тогда объясни правду: что с тобой случилось?

— Я объясню обязательно… Только попозже, ладно?.. Да вы не бойтесь, я не беглец какой-нибудь! — Он вскинул печальные, с большущей просьбой глаза. — Никаких неприятностей у вас из-за меня не будет, честное-честное слово!

И Валентин поверил. И подумал: «Зачем копать душу у мальчишки? Пусть живет. А то, глядишь, уйдет неизвестно куда, хуже будет… А послезавтра так или иначе все кончится…»

Потом опять был вечер у костра. Ленивые разговоры о том о сем. Несколько раз проплывали над лагерем неторопливые НЛО, но приземляться не пожелали, и никаких контактов, конечно, не случилось. «Дурь одна», — думал Валентин.

Второй день прошел, как и первый: неспешно, слегка бестолково и без всяких происшествий. А на следующее утро оказалось, что продуктов осталось только для завтрака. Автобус же должен был приехать лишь под вечер.

Валентин ругнулся и пошел в лагерную контору: звонить в город, чтобы пошевелились и прихватили еды.

Но телефонный аппарат был безмолвен, как чугунный утюг. Случайность? Или тут что-то не то? Вернее, наоборот «то»! Одно к одному… «Ладно, не будем трепать себе нервы раньше срока», — решил Валентин. А ребятам сказал:

— Приключения есть приключения. Робинзону приходилось труднее…

— Не помрем! В кладовке мы с Кренделем полкуля картошки раскопали, — похвалился Кудрявость Номер Один. — Правда, дряблая малость, да в костре печь можно…

Для обеда сэкономили буханку хлеба и банку тушенки, приготовили картофельную кашицу с мясными прожилками. Мишка Дыров, приятель-адъютант Ласьена, проворчал в сторонке:

— И так жрать нечего, дак еще нахлебник дачник тут же…

Ласьен дал Мишке леща и оглянулся, ища одобрения. Валентин отвернулся. Юрик всего этого, к счастью, не видел и не слышал. Он и Сопливик на костровой площадке готовили сучья и щепки. Словно знали заранее, что вечером автобуса не будет. Любопытно, что Юрик относился к Сопливику с заметной симпатией. Не только не прогонял от себя, но часто о чем-то с ним разговаривал. И если дело какое-то, они, как правило, оказывались в паре. Сопливик тихонько цвел от этой мимолетной дружбы и даже перестал липнуть к Валентину. Но впрочем, все равно часто крутился неподалеку, на глазах…

Вечером автобус не пришел. «Как и следовало ожидать», — с тихой яростью подумал Валентин. Телефон, естественно, не работал.

Снова провели вечер у костра, закусывая разговоры испеченной в углях и посоленной картошкой (соли-то хватало!).

Когда все улеглись (а случилось это чуть ли не в полночь), Валентин при свете чудовищно располневшей, тяжелой луны пошел опять в кабинет начальницы со слабой надеждой на чудо: вдруг заработал телефон?

Чуда, разумеется, не было.

Когда Валентин шел обратно, его встретила у крыльца спальни Алена.

— Валентин Валерьич, Илюшка Митников не спит, плачет…

Илюшка плакал тихонько. Подрагивал под натянутой простыней плечами, всхлипывал в подушку. Валентин присел на краешек его кровати. Положил руку Илюшке на голову. Тот притих. Валентин поднял мальчишку, посадил к себе на колени, будто малыша (и ощутил на расстоянии, как ревниво напрягся в своей кровати Сопливик; ничего, потерпишь).

— Ну, что ты, Илюшка… Чего ты так боишься? Никто от тебя не откажется из-за опоздания… Они, наоборот, беспокоятся за тебя сейчас…

Он опять всхлипнул:

— Сперва беспокоятся, а потом… надоест…

— Разве может надоесть тот, кого любят? Смешной ты, честное слово…

— А почему автобуса нет?.. Может… это нарочно…

— Просто из-за разгильдяйства чиновников. Обычное дело.

— А если и завтра не будет?

— Утром я пойду на шоссе, там телефоны-автоматы городской линии… Или уговорю водителя какого-нибудь пустого автобуса отвезти нас в Краснохолмск, деньги у меня есть, не разорюсь… Так что завтра ты будешь веселый и счастливый, поверь мне.

Илюшка вздохнул со всхлипом, но уже успокоенно…

— Спи и не думай о плохом… — Валентин уложил его и сам лег на свою кровать — ближнюю от двери. Не раздеваясь.

Юрик тихо поднялся, подошел к окну. Сел на подоконник, прислонился к косяку. Наверное, смотрел на луну. Или ждал чего-то? Валентин не стал окликать его. Уснул…

Утром телефон по-прежнему мертво молчал. Создавалась уже явно ненормальная обстановка. Инстинкт подсказывал даже какую-то опасность. И голос Валентина приобрел сдержанно-командирское звучание.

— Шамиль! Раздувай костер, испечете картошку. Я двигаюсь на шоссе. Я и… — Валентина словно толкнуло. — Юрик! — Он заметил, как опять ревниво напрягся Сопливик. Однако в разведке нужны не такие вот липучки, а деловые ребята постарше. Вроде Шамиля или Юрки. Но Шамиль должен остаться командиром здесь…

В лагерной кладовой нашлись два велосипеда (на одном раскатывал в свое время Мухобой). Валентин подкачал колеса, подогнал для Юрки седло, и они покатили по проселочной дороге — рядышком, по двум травянистым колеям.

Велосипеды были старые, да и путь — не асфальт. Но до шоссе не больше шести километров, и Валентин рассчитывал добраться самое большее за полчаса. Молча давили на педали. Только где-то на полпути притомившийся Юрик выдохнул:

— Давно не ездил на такой… бабкиной прялке… Это мой друг Филька Кукушкин так про свой велосипед говорит — «бабушкина прялка»… Он маленько на Женьку похож.

— Велосипед?!

— Филипп. Филька… — засмеялся Юрик.

— А… на какого Женьку? — не понял Валентин.

— Ну, на здешнего, на Протасова…